Отличным инструментом для формирования расхожих мнений может служить реклама. К примеру, лекарство под названием листерин было изобретено в девятнадцатом веке и использовалось в качестве мощного хирургического антисептика. Позднее это же лекарство продавалось в виде раствора как средство для мытья полов и, в то же самое время, как средство для лечения гонореи. Однако дела приняли совершенно другой оборот в 1920‑х годах, когда это лекарство стало использоваться для лечения «хронического галитоза» – под этим несколько туманным термином скрывался дурной запах изо рта. В новой рекламе листерина участвовали одинокие молодые женщины и мужчины, желающие пожениться, но не выносившие гнилого запаха, исходившего от своих партнеров. «Могу ли я быть счастлива вместе с ним, невзирая на
Однажды возникнув, расхожее мнение остается надолго. Пол Кругман, автор колонки в
В месяцы, предшествовавшие вторжению США в Ирак в 2003 году, эксперты высказывали совершенно противоположные прогнозы относительно наличия у Ирака оружия массового поражения. Однако гораздо чаще, так же как и в случае со «статистикой» Митча Снайдера относительно количества бездомных, одна из сторон побеждает в битве, привлекая для этого расхожие мнения. К примеру, защитники прав женщин значительно преувеличивали количество случаев сексуального насилия, заявляя о том, что каждая третья женщина в Америке была жертвой изнасилования или попытки изнасилования (реальные цифры говорят об одной женщине из восьми – однако защитники прав женщин знают, что для публичного противостояния их точке зрения нужна немалая смелость). Точно так же с завидной регулярностью ведут себя борцы с различными смертельно опасными заболеваниями. Почему бы и нет? Ложь, в особенности ярко поданная, способна привлечь внимание, вызвать возмущение, а самое главное – привлечь деньги и политический капитал, необходимые для решения реально существующей проблемы.
Разумеется, эксперты, будь то защитники здоровья женщин, или политические консультанты, или рекламные деятели, имеют стимулы, отличающиеся от стимулов большинства из нас. И стимулы эксперта могут повернуться на 180 градусов в зависимости от ситуации.
Рассмотрим, к примеру, полицию. Недавнее расследование выявило, что полиция Атланты с начала 1990‑х годов значительно преуменьшала показатели преступности в городе. Это началось, по всей видимости, когда Атланта готовилась принять летние Олимпийские игры 1996 года. Городу было необходимо как-то приукрасить свой образ, и сделать это нужно было достаточно быстро. Поэтому год за годом тысячи полицейских рапортов о совершенных преступлениях либо просто выбрасывались, либо фиксировались в отчетности как связанные с менее тяжкими преступлениями. Несмотря на эти упорные усилия (в одном только 2002 году было утеряно свыше 22 тысяч рапортов), Атланта регулярно входит в число американских городов с самым высоким уровнем преступности.
Тем временем полиция в других городах в 1990‑е годы занималась другими делами. Внезапный и резкий рост торговли крэком заставил полицию по всей стране требовать дополнительных ресурсов. Полиция заявляла о неравной борьбе: наркодилеры имели в своем распоряжении самое современное оружие и практически неограниченные финансовые возможности. По всей видимости, упоминание о безграничных денежных запасах оказало самое значительное влияние – ничто не способно разъярить законопослушное общество больше, чем образ миллионера-наркодилера. Средства массовой информации уцепились за эту историю и начали изображать торговлю наркотиками как чуть ли не самую прибыльную работу в Америке.
Однако если бы вы провели хотя бы немного времени в неблагополучных районах, где сконцентрирована основная часть торговли крэком, то обнаружили бы довольно странную картину: торговцы крэком не только продолжают жить в этих районах, но и делят дом со своими матерями. Что ж, самое время почесать в затылке и подумать: почему же так происходит?