Фреска судьбы

— Красота? Господа критики расскажут вам, что эта закорючка красива, и совершенно убедительно обоснуют свою точку зрения. Они вам подскажут нужный угол зрения. В конечном итоге вы получите удовольствие не от закорючки, а от этого самого «угла зрения». Закорючку можно повернуть и так, и этак, а можно вообще нарисовать на ее месте другую — это абсолютно не будет иметь значения. Главное — мысль, которую эта закорючка призвана иллюстрировать.

Алеша ответил с холодком в голосе:

— Мне кажется, нужно быть бесчувственным кретином, чтобы отказаться от живописи и перейти к подобным закорючкам. Человек никогда не откажется от красоты.

— Еще как откажется! И обоснует свой отказ с чрезвычайной легкостью. Придумает, например, что живопись как искусство полностью себя исчерпала. Что писать картины в реалистической манере после Тициана и Рембрандта не имеет смысла. Лучше ведь все равно не напишешь. Тем более для изображения реальности как таковой существуют фотография и синематограф.

— Глупость какая, — поморщился Алеша. — Любой поймет, что дело тут не в реалистичности изображаемого, а в преломлении божественного света через призму конкретной человеческой души. А ваши фотографические снимки к тому же не имеют цвета.

— В таком случае они с успехом заменят графику. Хотя, я слышал, уже появились фотографии в цвете. А если нет, так скоро появятся. Этот идиотский научный прогресс не стоит на месте, он постоянно подбрасывает нам что-нибудь новенькое, чтобы мы не заскучали и не стали слишком много думать. В скором времени благ будет так много, что человеческой жизни не хватит, чтобы все перепробовать.

Пирогов, которому показалось, что разговор свернул наконец-то на гастрономическую тему, обернулся и хотел вставить слово, но артист заговорил вновь:

— Однажды я наблюдал занятную сцену. Один ростовский толстосум ради потехи затащил в ресторан двух оборванных бродяг. Выставил на стол роскошные закуски и сказал, что они могут есть все, что хотят, но не более пяти минут. Один бродяга придвинул к себе блюдо с фаршированным молочным поросенком и стал неторопливо его поедать. А второй стал бегать вокруг стола, отрывать от разных кушаний по куску и пихать себе в рот. Через пять минут первый отодвинул пустое блюдо и со счастливым видом поблагодарил помещика за вкусное угощение. Второй хотел сделать то же самое, но вместо слов благодарности его обильно вырвало…

— О-о-о, черт! — взревел, не выдержав, Пирогов. — Это издевательство когда-нибудь прекратится? Клянусь честью — если я не поем в ближайшие полчаса, я буду грызть эту рогожу!

— Вам повезло, Пирогов, — с усмешкой сказал артист. — Видите, там, на горизонте? Это деревня. Там вам наверняка удастся чем-нибудь…

— Там пожар! — воскликнул вдруг Алеша, привставая с телеги. — Это ведь дым? Пирогов, погоняйте! Быстрее!

— К чему эта спешка? — недовольно огрызнулся Пирогов.

— Мы должны быть там! Обязательно должны! У меня предчувствие!

— Да чего ради нам мчаться на пожар? Мы что, брандмейстеры?

— А ну вас с вашими вопросами! Отдайте вожжи!

И Алеша с такой неожиданной силой выдернул вожжи из рук Пирогова, что толстяк чуть не свалился с телеги.

— Н-но, пошла! — крикнул Алеша, погоняя лошадь.

Пирогов вынужден был схватиться за борт телеги, чтобы не вывалиться, и возмущенно посмотрел на артиста.

— Вы видели? Этот юноша — настоящий сумасшедший, точно вам говорю.

Артист с какой-то странной серьезностью посмотрел на спину Алеши и ничего не ответил.

* * *

Когда они въехали в деревню, пожар полыхал вовсю. Дом стоял на отшибе, и никто из собравшихся мужиков и баб явно не собирался его тушить.

Лошадка еще не успела остановиться, а Алеша уже соскочил с повозки.

— В хате есть люди? — крикнул он на бегу. — Ну, быстро! Говорите! — Алеша подбежал к ближайшему мужику, обхватил его за плечи и хорошенько встряхнул.

Мужик посмотрел на Алешу пустыми глазами и пробормотал:

— Семейство. Мать и дите.

— Что же вы тут стоите!

Алеша оттолкнул от себя мужика и бросился к пылающему дому. Пирогов попытался ухватить его за полу пиджака, но не успел. Алеша с разбегу вбежал в горящий дом. Пирогов неуверенно двинулся за ним, но артист положил ему руку на плечо.

— Вы не поможете, — твердо сказал он.

Пирогов остановился, не отводя расширенных глаз от пылающей хаты.

— Сейчас рухнет, — тихо сказал артист.

Пирогов стряхнул руку артиста со своего плеча, повернулся к мужикам и крикнул:

— Воду, черти! Воду тащите! Э-э, чтоб вас!

Он схватил какого-то мужика за шиворот и потащил его к колодцу.

Из дверного проема вырвался ворох искр, а вслед за ним, подобно дьяволу, вылетающему из ворот преисподней, из дома выскочил Алеша с дымящимся свертком на руках.

Пирогов бросил мужика и кинулся ему навстречу. Алеша споткнулся и упал на колени. Пирогов хотел забрать сверток, но Алеша крепко прижал его к груди. Лицо, руки и одежда его были испачканы сажей.

— Слава богу, жив! — быстро проговорил Пирогов, снимая камзол и набрасывая его на дымящуюся спину Алеши.

Артист вырвал из рук подоспевшего мужика ведро воды, оттолкнул Пирогова и вылил воду Алеше на спину.