— Белаш — боец революции, — сухо ответил Махно. — А этот щенок — недобиток буржуйский, семя Каиново. И заступник его такой же. Попадись мы им — они бы с нами не церемонились.
На чистом белом лбу женщины обозначились мелкие морщинки.
— Нестор, пожалей хотя бы мальчика.
— Нет.
— Это твое последнее слово?
— Последнее.
Женщина убрала руки с шеи Махно. Снова помедлила, затем сделала еще одну попытку. На этот раз она говорила холодно:
— Нестор, отпусти мальчика, если хочешь, чтобы сегодня ночью мы были вместе.
Махно поднял голову от карты, удивленно посмотрел на женщину.
— На тебе одной свет клином не сошелся, — сказал он.
Женщина отвечала с недоброй усмешкой:
— Это мы еще посмотрим.
— Смотри сколько хочешь, это твое право, — сказал Махно и, дернув щекой, снова склонился над картой на столе.
Ночь пришла холодная и ветреная. Иногда сквозь тучи слабо мерцала луна, словно единственная уцелевшая золотая пуговица на заношенном, грязном сюртуке.
Тонкая, гибкая тень скользнула по белой стене хаты и снова нырнула в темень.
— Хто це? — спросил часовой, насторожившись. — Хто це иде? А ну — ответь!
— Это я, Серко. Я, Галина Андреевна.
Женщина подошла к сидящему на бочке у стены сарая пожилому казаку.
— Караулишь, Серко?
— Так, пани, — ответил он и передернул плечами. — Стэрэжу.
— Озяб поди?
— Трохи змерз.
— А я тебе чаю горячего принесла.
Женщина поставила на землю медный чайничек. Казак улыбнулся в седые усы:
— Дуже дякую, пани. Правда, мне б чего погорячей…
— А я и самогонку принесла. Вот, Серко, возьми. — Она протянула казаку пузатую бутылку.
— Ось дякую, пани. Ись прийди Страшный суд, Богу за вас молыти буду.
— Ладно, я пойду. А ты, Серко, карауль.
— Добре, пани!
Женщина повернулась и вновь двинулась по направлению к хате. Казак проводил ее благодарным взглядом, потом вздохнул, вынул зубами пробку из бутылки и, собравшись с духом, отхлебнул пару глотков.
— Добре… — повторил он и ткнулся носом в рукав.
Вскоре в ночи раздался его негромкий, сиплый храп.
И снова по белой стене хаты скользнула тень. Тонкие пальцы вынули из черного мундира часового ключ. Тихо брякнул тяжелый замок, дверь сарая приоткрылась.
— Эй! — тихо окликнула женщина. — Эй, вы!
— Что такое? — раздался из черноты сарая заспанный голос.
— Ради бога, тише. Выходите. Дверь открыта.
Послышался легкий шум. В дверном проеме показалась большая, взлохмаченная голова Пирогова. Он удивленно посмотрел на женщину, затем перевел взгляд на спящего казака и спросил:
— Что с ним?
— Он спит, — ответила женщина. — Я дала ему снотворного. Выходите.
Пленники вышли на улицу. Неуверенно огляделись.
— Забор слева, — сказала женщина. — За ним поле, а дальше лес. В лес они за вами не пойдут.
Артист шагнул к спящему казаку, быстро склонился и вынул у него из-за пояса револьвер.
— Могу я узнать, как зовут нашу спасительницу? — спросил Пирогов.
Немного поколебавшись, женщина тихо ответила:
— Галина Андреевна.
— Галина, — блаженным голосом повторил Пирогов. — Сударыня, если когда-нибудь судьба снова сведет нас с вами, клянусь честью, я…
Артист тронул его за плечо:
— Кончайте трепаться. Надо идти.
— Жаль, что мы не встретились при более благоприятных обстоятельствах, — прочувствованно сказал женщине Пирогов. — Позвольте хотя бы поцеловать вашу ручку. На прощание.
Пирогов по-медвежьи неуклюже склонился над женщиной, сгреб ее ладонь в свою пятерню и прижал к губам. Спящий казак заворочался во сне, и женщина пугливо отдернула руку.
— Идите, — сказала она. — До рассвета вас не хватятся. И умоляю вас, не попадайтесь больше Нестору. Второй раз он вас не упустит, уж будьте уверены. Да, и вот еще — возьмите.
Женщина ткнула в руки Пирогову узелок.
— Здесь немного еды. Картошка, сало, хлеб — все, что смогла собрать.
— О, мадам, если б вы знали, как я…
— Пора! — нетерпеливо прервал его излияния артист.
Казак снова тревожно застонал во сне.
— Идите с богом! — Женщина коротко перекрестила беглецов, повернулась и быстро зашагала к хате. Пирогов проводил ее печальным взглядом. Потом вздохнул и заспешил за товарищами. Несколько секунд спустя три тени перелезли через плетень и растворились во тьме.
Полуденное солнце светило и грело еще вполне по-летнему. В пожухлой траве стрекотали кузнечики.
Алеша Берсенев открыл глаза, зевнул и приподнялся на локте. Несколько секунд он растерянно смотрел по сторонам, явно не понимая, где он и как сюда попал. Затем взгляд его прояснился, и он улыбнулся. Небо над оврагом было голубым и свежим, словно его только что вымыли. Алеша сел, протер глаза кулаками, посмотрел на артиста, грудь которого равномерно вздымалась, а лицо было прикрыто шляпой. Затем перевел взгляд на широкую спину Пирогова. Тот сидел на примятой траве и, задрав голову, смотрел на голубое небо.
— Пирогов! — окликнул его Алеша. — Вы что же это, совсем не спали?
Широкая спина слегка шевельнулась. Потом раздался вздох и печальный голос произнес:
— Какая женщина…
— Вы это о нашей спасительнице? — уточнил Алеша.
— О ней. Встретил бы такую в былое время — повел бы к венцу не раздумывая.
— А если бы она с вами не пошла?