Фредерик Жолио-Кюри

У немецких фашистов были особые счеты с Ланжевеном. Ведь он был одним из инициаторов и организаторов всемирной кампании за освобождение Димитрова после знаменитого процесса о «поджоге» германского рейхстага. Он входил и в Комитет защиты вождя Германской компартии Эрнста Тельмана. Он возглавлял кампанию защиты Испании от Гитлера и Муссолини. Это он, Ланжевен, создавал Комитет бдительности антифашистской интеллигенции, громко разоблачавший гитлеризм. 14 июля 1939 года, в день 150-летия Французской революции, профессор Ланжевен шел в первом ряду в грандиозной демонстрации в Париже, лозунгами которой были принятие решительных мер для защиты мира, против гитлеровской агрессии и роспуск фашистских организаций во Франции.

Весь жизненный путь Поля Ланжевена был отмечен страстной борьбой против насилия, против шовинизма, против фашизма — как могли фашисты оставить его на свободе?

Надпись, выбитая на камне старинных ворот тюрьмы Санте, гласит:

«Свобода, равенство, братство!»

Прохожие со страхом смотрят на мрачные громады зданий Санте. По вечерам им иногда удается услышать из-за высоких стен пение «Марсельезы»: «Вперед, сыны Отечества!» Иногда слышат не пение, а крики…

Сюда, в холодную одиночную камеру без воздуха, брошен член Французской Академии наук и двух десятков других академий и научных обществ всех стран мира, бессменный председатель Сольвеевских конгрессов семидесятилетний Поль Ланжевен.

Крохотное оконце высоко под потолком. Лампы нет. На полу — охапка соломы. Еда дается два раза в день: миска жидкого супа и ломоть суррогатного хлеба. Моцион — четверть часа прогулки по обледеневшему тюремному двору, похожему на дно глубокой ямы.

При аресте у Ланжевена отобрали все, даже шнурки для ботинок.

Ланжевен не мог жить не работая. В те короткие часы, когда в камеру пробивался скудный дневной свет, он продолжал свои труды, записывая вычисления концом обгорелой спички на обрывках бумаги.

Его допрашивали высшие чины гестапо — профессор истории Берлинского университета полковник Бемельбург и его помощник Бидернек.

Ланжевену уже довелось познакомиться с бывшим историком Бемельбургом. При аресте Ланжевена Бемельбург был в числе лиц, производивших обыск, и с нескрываемым любопытством рылся в бумагах профессора. Его внимание привлекло письмо великого физика Эйнштейна. «А, Эйнштейн, этот грязный еврей!» — провозгласил он и спрятал письмо в карман: полковник Бемельбург собирал коллекцию автографов.

Допрашивая Ланжевена, Бемельбург предъявил ему обвинение в том, что он критикует Гитлера и осуждает антисемитские гонения.

— Вы обвиняетесь в том, что призывали французский народ ненавидеть Германию.

— Нет, — отвечал Ланжевен. — Нет, я всегда, всю жизнь, всеми силами вел борьбу за сближение и дружбу французского и немецкого народов. Еще в 1921 году я председательствовал в Берлине на митинге протеста против Версальского договора.

— Вы являетесь одним из поджигателей войны между Францией и Германией.

— Нет. Я всегда стремился предупредить эту войну, побуждая французское правительство вовремя принять меры, как внутренние, так и внешние, которые помогли бы избежать войны.

— Не подлежит сомнению, — настаивал полковник Бемельбург, — что вы явный противник совместной деятельности правительств двух стран.

— Нисколько, — возразил Ланжевен. — Я был и остался поборником совместной деятельности народов двух стран.

— Мы считаем вас ответственным, — заявил Бемель-бург, — за нынешнюю войну и нынешнее кровопролитие, так же как французские энциклопедисты ответственны за Французскую революцию и за якобинский террор 1793 года. Для нас вы так же виновны, как и Дидро и Даламбер!

Седой француз поклонился.

— Я никогда не надеялся быть удостоенным такой высокой чести, — ответил он.

Весть об аресте профессора Ланжевена оказалась той искрой-молнией, которая возвещает грозу. Всколыхнулись средние и высшие школы Парижа, студенчество, профессора. Волнения охватили и заводы.

Компартия открыла кампанию за освобождение Ланжевена. Воззвания, лозунги, листовки требовали: «Свободу Ланжевену!» Эти же слова писали мелом или краской на стенах домов и на тротуарах. В тюрьму Санте прибывали груды писем. Писали все: профессора и студенты, рабочие и ремесленники. Письма, конечно, не попадали к адресату. Но их груды росли и росли, а весомость подписей не могла не ощущаться германскими властями.

«Пишите Ланжевену» — это был один из лозунгов Французской компартии.

В день, когда должна была состояться очередная лекция Ланжевена, толпы студентов собрались перед зданием Коллеж де Франс. Ворота оказались запертыми. Директор Коллеж де Франс, историк Фараль, один из немногих профессоров, стоявших за «мирное сотрудничество», пытался уговорить студентов разойтись.

— Не торопитесь, — поучал он их. — Справедливость требует терпеливого изучения, долгого расследования. Профессор Ланжевен, к сожалению, известен своими коммунистическими симпатиями. Занятия политикой всегда бросали тень на его научные заслуги. Не впадайте в крайности. Сотрудничество с немецкими властями неизбежно.