«И вот мы в Москве…
Мы ходим по ее улицам и площадям и все еще с трудом можем поверить, что это правда.
Москва! Это имя светило нам во тьме немецкой оккупации. Голос Москвы звучал в захваченном, но не покорившемся Париже как надежда на освобождение, как призыв к борьбе и победе.
Мы знали и знаем: свободная, независимая Франция не может существовать без дружбы с великим Советским Союзом, Соединенными Штатами Америки и Англией. Францию и Россию связывают прекрасные исторические революционные традиции, традиции взаимного уважения и дружбы народов…
«Говорит Москва!» — эти слова хорошо знакомы тысячам парижан. Передачам из Москвы они внимали с затаенным дыханием…
Для нас, ученых, теперь, после победы, очень важно установить дружественные отношения с учеными Советского Союза. Вот почему мы так счастливы, что находимся в Москве на знаменательной юбилейной сессии Академии наук СССР. Каждый из нас, в своей области, хорошо знает русских коллег. Я, как физик, знаком с советскими учеными… Мы высоко ценим их научные труды, хотим познакомиться с их последними работами…
Участие в юбилейной сессии Академии наук СССР — большой праздник для всех нас. Мы уверены, что встречи с советскими учеными помогут нам сообща еще лучше разрешить послевоенные проблемы».
С огромным интересом знакомились Фредерик и Ирен с послевоенной Москвой. Они присутствовали на торжественном пленарном заседании Академии наук и на заседаниях отделений, посетили институты академии, смотрели «Три сестры» во МХАТе, плавали на пароходе по каналу Москва — Волга.
На заседании физико-математического отделения Академии наук в Доме ученых Ирен Жолио-Кюри сделала доклад об устойчивости атомных ядер. Советские ученые тепло приветствовали седеющую, просто одетую женщину с усталым лицом, уверенно и ясно излагавшую результаты уже послевоенных исследований.
Фредерик сидел в президиуме, рядом с академиком Адамаром, знаменитым физиком-теоретиком Максом Борном и советскими учеными А. Ф. Иоффе, С. И. Вавиловым, Д. В. Скобельцыным.
На заседании президиума Академии наук 23 июня Фредерик Жолио-Кюри передал Академии наук в дар от французских ученых комплект листовок и газет, издававшихся Национальным университетским фронтом в подполье во время немецкой оккупации.
На этом же заседании он выступил с речью, посвященной развитию международных связей между учеными после войны. Он вернулся к своей любимой теме, к вопросу о вреде засекречивания результатов научных работ, к тому, что всякая попытка ограничения или остановки распространения научной информации представляет исключительно серьезную опасность для прогресса и науки.
А на следующий день французские гости присутствовали на параде Победы на Красной площади. Они видели грозную поступь Красной Армии, смотрели на толпы москвичей, заполнивших улицы и площади. Они видели, как отделившись от колонн, гвардейцы проследовали четким шагом к Мавзолею, бросая к его подножью знамена разбитых полчищ смертельного врага.
Москва праздновала победу, и Фредерик Жолио-Кюри, наш друг, был в этот день с нами.
Во время одного из заседаний Комиссии по атомной энергии ООН в Нью-Йорке в 1946 году к Жолио-Кюри обратился представитель США Барух. Этот видный американский финансист стоял во главе компаний, субсидировавших ядерные работы в США.
— Послушайте, — сказал он профессору Жолио-Кюри. — Вы сошли с ума, намереваясь построить атомный котел во Франции. У вас все дряхлое; ваша промышленность не в состоянии снабдить вас тем, что вам необходимо, Подумайте как следует. Вам гораздо лучше остаться в Соединенных Штатах. Мы дадим вам громадные средства для работы, мы дадим вам королевский оклад. Там, во Франции, у вас ничего не выйдет.
Жолио-Кюри не стал спорить. Он попрощался с улыбкой. Прошло всего лишь два года, и Барух смог убедиться, что он ошибся.
Среди старых укреплений, кольцом окружающих Париж, пожалуй, самые мрачные и самые ветхие — это развалины форта Шатильон. Основное назначение сырых казематов Шатильона, кажется, заключалось в том, чтобы снабдить ревматизмом возможно большее число молодых рекрутов. Сводчатые казармы площадью в две тысячи квадратных метров скрыты глубоко под землей. Между ними длинные коридоры с маленькими темными казематами. Широкий и глубокий ров изолирует Шатильон от внешнего мира. Эта развалина, похожая на кротовью нору, сильно поврежденная взрывами во время войны, была передана в начале 1946 года Комиссариату атомной энергии.