Читаем Фредерик Рюйш и его дети полностью

– Согласен, но пусть специалист посмотрит, что тут к чему, может быть, мы эту папку на твою маму обменяем… Кстати, – вдруг вспомнил я, – я видел тебя сегодня со Шнуром, до того как его арестовали. Что ты ему за деньги передавала?

Марина испуганно смотрела на меня.

– Да так… Это он… – начала она что-то невразумительное.

– Ты что, маму хотела выкупить? – улыбнулся я.

Она кивнула молча.

– Зря это, маленький человек, ты бы хоть со мной посоветовалась, я бы тебе объяснил. Ладно, скоро приду.

Я, сунув папку под мышку, взялся за ручку двери…

– Подождите… дядя Сережа, – вдруг остановила она меня.

Я обернулся, она была бледна и смущена, какие красивые у нее были глаза. Как меня тянуло к ней, как я хотел обнять, поцеловать ее, прижать ее к себе…

– Ну что… – улыбнулся я.

– У меня плохое предчувствие, будто мы прощаемся навсегда. Что бы там ни было, – сказала она тихо, глядя мне в глаза, – но я люблю вас и всегда буду любить.

Она вдруг бросилась ко мне и обвила руками мою шею… Мы целовались долго, истерично и не могли оторваться друг от друга. Сколько прошло времени, я не знаю, но в дверь вдруг раздался звонок. Мы разжали объятия, и я, находясь в сильном возбуждении, почти ничего не видя и не соображая, машинально открыл дверь.

На пороге стоял Циркач.

– Мне Марина нужна, – сказал он, как всегда нахально глядя мне в глаза. Трудно сказать, какое у меня было лицо. Ничего не ответив, я прошел мимо него, пряча глаза, у меня колотилось сердце, мне было хорошо… Боже мой, как мне было хорошо! И я не хотел смотреть никому в глаза, чтобы не делиться, не растрачивать свое счастье.

Я брел по солнечной улице к отделению милиции, держа под мышкой синюю папку с неоспоримыми доказательствами. Какие счастливые лица встречались мне на каждом шагу! Как они любили меня, как я любил их. Солнца, правда, не было – моросил мелкий дождь, но ночью дождь, похоже, лил как из ведра, поэтому везде были лужи; ботинок правый у меня сразу промок, да и ветер северный довольно резкий, порывистый, недаром было штормовое предупреждение, а градусов чуть ли не ноль… Но, нет – улица была солнечная, было тепло и радостно…

«Все, сейчас вернусь и предложу ей за меня замуж… Тьфу, черт! Я же женат… Что же делать? Ну, тогда, тогда…» – здесь мысли мои зашли в тупик. Да я, собственно, уже входил в отделение милиции.

Николай Николаевич ждал меня в кабинете.

– Ну, присаживайся, Сергей Игоревич, – сказал он, указывая место за небольшим столом для заседаний, приставленном к его рабочему столу. – Кофе будешь?

Я отказался.

– Вы их, значит, арестовали? Я вчера видел, как Шнура брали. Здорово! Оперативно, резво так, хрясь, бух!

Должно быть, я выглядел и жестикулировал как-то по-идиотски и увидел отражение своего идиотизма в глазах Николая Николаевича. Я тут же сделал лицо наигранно-серьезным. Хотя изнутри меня разрывало счастье и хотелось улыбаться просто так, без повода.

– Так что они сказали о похищении?

– Да-а, – внимательно глядя на меня, вздохнул Николай Николаевич и сделал паузу. – Мы их взяли, но о похищении они не сказали ничего, потому что они никого и не похищали.

– Как это не похищали? Может, их хорошенько тряхнуть нужно. – Я потряс в воздухе кулаками.

– Бессмысленно. Они говорят, что их наняла вам хорошо знакомая… – он снова сделал паузу и присмотрелся ко мне, – …Марина.

– Марина наняла их, чтобы похитить собственную мать?! – воскликнул я. – Ну, это же чушь! Бред! Абсурд!!

– Да нет. Она наняла их, чтобы инсценировать похищение, а на самом деле они и не знают, кто ее мать, – сурово сказал полковник.

– Ну, правильно! – воскликнул я. – Теперь все как раз-таки встает на свои места. Марина заплатила деньги этому Шнуру, чтобы он выпустил ее мать. Я сам видел, как она платила ему.

– Да нет! Сергей Игоревич, – раздраженно перебил Николай Николаевич, – все было не так, как ты себе представляешь, – видно было по всему, что полковник начинает терять терпение от моей тупости. – Марина наняла этих двух обормотов, чтобы они инсценировали похищение – они это и сделали и к тебе вломились, потому что Марина им заплатила, правда, бить не просила, это уж они по собственному желанию. Так что и не было никакого похищения, а мать ее скоро приедет из отпуска.

– Ну, а как же?.. – попытался возразить я. – А, ну да…

– Мне с самого начала все было ясно, но меня сбил с толку Алексей Петрович. Ведь, как ни странно, он со своими соколами это дело рыть стал, но там все оказалось блефом, и они его быстренько свернули. Дело в том, что сейчас идет охота за международной преступной группировкой, похищающей людей. Вот и думали, что это их рук дело. А теперь все понятно. Любовь молодой девушки – дело очень ответственное, я бы сказал, для таких, как мы, опасное, – закончил он, глядя на меня с некоторым сожалением. Понимал полковник меня – насквозь видел. – Жена-то скоро приезжает?

– Скоро, – обреченно сказал я, и тут взгляд мой упал на синюю папку, которую по приходе я положил на свободный стул рядом с собой. – А на это что скажешь? – торжественно проговорил я, протягивая папку Николаю Николаевичу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза