Читаем Фредерик Рюйш и его дети полностью

Лицо у нее было испуганным, и, конечно, видя девушку в таком смятении, в другой раз я ни в коем случае не открыл бы дверь, но не сейчас. Внутри у меня поднялась неосознанная злоба.

– Ну отчего же не открывать, – спокойно с ехидством сказал я, – давай посмотрим на твоего кавалера.

Почему это дикое чувство собственничества проснулось во мне? Ревность и здравый смысл не уживаются в одном человеке.

– Ну отчего же не открыть… – зло повторил я и направился в прихожую. Звонки в дверь не смолкали. Марина осталась в комнате, должно быть, она не понимала перемены в моем отношении или истолковывала ее как-то иначе.

Я подошел к двери и посмотрел в глазок. На лестнице стоял рыжий молодой человек, которого я совсем недавно видел в квартире у Марины. Я протянул руку к замку, но что-то вдруг остановило меня.

«А стоит ли лезть в чужую жизнь? – пронеслось вдруг в голове. – Рушить то, что уже создано, если знаешь, что сам не сможешь создать ничего нового». Но это было лишь мгновение.

Я открыл замок. Молодой человек смотрел на меня, наклонив чуть набок голову. Хотя шевелюра у него была рыжей, на лице не было следов обычных в таком случае веснушек, кожа у него была белой, белыми были и ресницы, и брови.

– Вам кого, молодой человек? – спросил я, сурово на него глядя.

– Мне Марина нужна, она у вас скрывается?

– А кто вы такой? И по какому праву… – начал я с возмущением, но молодой человек бесцеремонно прервал меня. Ну никакого воспитания!

– Послушайте, мне нужна Марина, – он через меня постарался заглянуть в квартиру. – Я видел ее в вашем окне. Она мне очень нужна. И если вы не пропустите, я войду сам, – пригрозил рыжий, нахально глядя мне в глаза.

– Ну, рискни, – я ухмыльнулся: с этим-то пацаном я как-нибудь слажу.

– Чего тебе нужно? – раздался за моей спиной голос Марины.

– Я хочу с тобой поговорить, – через мою голову сказал молодой человек.

– Нам не о чем говорить, – грубо отрезала Марина, остановившись рядом со мной. – Мы с тобой уже все обсудили.

– Так это он и есть? – молодой человек окинул меня презрительным взглядом и скривился в пренебрежительной усмешке. – Пи-са-тель!

– Не твое дело! – грубо сказала Марина.

– А вас что, на молодую потянуло?.. Старушки надоели или для вдохновения?.. – ехидно сказал он мне и перевел глаза на Марину.

– Он ведь бросит тебя. Ты ему не нужна. Он ведь писатель, таким верить нельзя!..

Я впервые оказался в такой ситуации и не знал, как реагировать на его слова: закрыть перед ним дверь, дать в нос… или еще что-нибудь.

– Все, ты надоел! – воскликнула Марина и ринулась закрывать дверь, но молодой человек подставил ногу, и ей это не удалось.

– А я тебя люблю, понимаешь! Что тебе с этим стариком – у него, небось, простатит-радикулит… А ты, значит, уже в халатике, после душа, значит!

– Дурак! – закричала Марина и изо всех сил шарахнула дверью ему по ноге, но он и тогда не убрал.

– Так, молодой человек, – вмешался я в их сцену, радикулит еще куда ни шло, у меня случается, но простатит! Это уже оскорбление, – проваливайте-ка отсюда, пока я милицию не вызвал!

Я сделал решительный шаг к двери, взяв под руку Марину, отстранил ее, потом, деловито взявшись за ручку двери, другой рукой оттолкнул молодого человека на лестницу. Он не сопротивлялся.

– Он же бросит тебя! – кричал он в это время. – Он же писатель! Нужен тебе женатый мужик!

Стараясь пропускать грубости мимо ушей, я потянул на себя дверь.

– Здравствуйте, Сергей Игоревич, – из-за плеча рыжего парня выглядывала соседка Клара Ивановна. Рядом с ее ногой, глядя такими же глупыми глазенками, как у хозяйки, выглядывал вернувшийся с вечерней прогулки свиномордый бультерьер. – Ой, и Мариночка здесь, – заглянула она в квартиру. – Здравствуй, деточка.

– Да он бросит тебя! – продолжал между тем кипятиться молодой человек, не обращая внимания на соседку.

Я захлопнул дверь. Как вы меня все достали! И мимо стоявшей так же Марины прошел в кухню. Я молча налил себе чая и уселся за стол. Немного погодя вошла Марина и, остановившись в дверях, молча стала смотреть на меня. Я делал вид, что не замечаю ее: я размеренно пил чай, механически делая глоток за глотком, хотя и пить не хотел – просто от злости.

– Я ему говорила, что вас люблю, – вдруг негромко проговорила Марина.

Я вздрогнул и посмотрел на нее. Она стояла, привалившись плечом к дверному косяку, наклонив головку чуть набок, в своем коротеньком голубом халатике, нижние полы его чуть разошлись, открывая дивное, белое, как мрамор, бедро. Она глядела на меня прямо, не мигая. Что выражал ее взгляд, я не знал. Но меня бросило в жар, сердце заколотилось. Я готов был броситься к ней, обнять, целовать, целовать ее лицо, глаза, губы… А там будь что будет! Пропадай все на свете! Ведь я тоже тебя люблю! Как не любил никого на свете! Как уже и не буду любить. Никогда…

Зазвонил телефон, не отрывая от девушки глаз я взял со стола трубку и поднес к уху. Закашлялся…

Перейти на страницу:

Все книги серии Петербург: тайны, мифы, легенды

Фредерик Рюйш и его дети
Фредерик Рюйш и его дети

Фредерик Рюйш – голландский анатом и судебный медик XVII – начала XVIII века, который видел в смерти эстетику и создал уникальную коллекцию, давшую начало знаменитому собранию петербургской Кунсткамеры. Всю свою жизнь доктор Рюйш посвятил экспериментам с мертвой плотью и создал рецепт, позволяющий его анатомическим препаратам и бальзамированным трупам храниться вечно. Просвещенный и любопытный царь Петр Первый не единожды посещал анатомический театр Рюйша в Амстердаме и, вдохновившись, твердо решил собрать собственную коллекцию редкостей в Петербурге, купив у голландца препараты за бешеные деньги и положив немало сил, чтобы выведать секрет его волшебного состава. Историческо-мистический роман Сергея Арно с параллельно развивающимся современным детективно-романтическим сюжетом повествует о профессоре Рюйше, его жутковатых анатомических опытах, о специфических научных интересах Петра Первого и воплощении его странной идеи, изменившей судьбу Петербурга, сделав его городом особенным, городом, какого нет на Земле.

Сергей Игоревич Арно

Историческая проза
Мой Невский
Мой Невский

На Невском проспекте с литературой так или иначе связано множество домов. Немало из литературной жизни Петербурга автор успел пережить, порой участвовал в этой жизни весьма активно, а если с кем и не встретился, то знал и любил заочно, поэтому ему есть о чем рассказать.Вы узнаете из первых уст о жизни главного городского проспекта со времен пятидесятых годов прошлого века до наших дней, повстречаетесь на страницах книги с личностями, составившими цвет российской литературы: Крыловым, Дельвигом, Одоевским, Тютчевым и Гоголем, Пушкиным и Лермонтовым, Набоковым, Гумилевым, Зощенко, Довлатовым, Бродским, Битовым. Жизнь каждого из них была связана с Невским проспектом, а Валерий Попов с упоением рассказывает о литературном портрете города, составленном из лиц его знаменитых обитателей.

Валерий Георгиевич Попов

Культурология
Петербург: неповторимые судьбы
Петербург: неповторимые судьбы

В новой книге Николая Коняева речь идет о событиях хотя и необыкновенных, но очень обычных для людей, которые стали их героями.Император Павел I, бескомпромиссный в своей приверженности закону, и «железный» государь Николай I; ученый и инженер Павел Петрович Мельников, певица Анастасия Вяльцева и герой Русско-японской войны Василий Бискупский, поэт Николай Рубцов, композитор Валерий Гаврилин, исторический романист Валентин Пикуль… – об этих талантливых и энергичных русских людях, деяния которых настолько велики, что уже и не ощущаются как деятельность отдельного человека, рассказывает книга. Очень рано, гораздо раньше многих своих сверстников нашли они свой путь и, не сворачивая, пошли по нему еще при жизни достигнув всенародного признания.Они были совершенно разными, но все они были петербуржцами, и судьбы их в чем-то неуловимо схожи.

Николай Михайлович Коняев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза