Франц Кафка

В 1848 году чехи и немцы вместе подчинились власти молодого императора Франца-Иосифа, чтобы сообща требовать предоставления новых свобод. Полвека спустя диалог был прерван. Макс Брод рассказывает в своих воспоминаниях, что немцы и чехи даже поделили улицы города: немцы, выставляя напоказ «цвета» студенческих обществ, прогуливались по Грабену, чехи дефилировали по Венцельплацу или по Фердинандштрассе (той самой, которая теперь называется Национальной улицей), надев на головы подбратки (каракулевые шапки) в память о каком-то военном событии. Даже тот, кто не принадлежал к ярым националистам, таким образом волей-неволей был заперт в одном из лагерей.

Профессия Кафки ставит его как бы у слияния двух обществ. Однако едва ли можно представить себе, чтобы среда, столь сотрясаемая подобными конфликтами, расколотая надвое страстями и интересами, могла не оказать влияния на его характер и сознание. Охотно признают, что в Чехии было не два, а три народа. Рядом с чехами и немцами жили евреи. Большинство еврейского населения будущей Чехословакии размещалось, правда, не в Праге, а в отдаленной Галиции; это был народ, приверженный своим традициям, своим верованиям. Мы встретим этих людей при жизни Кафки, когда они побегут на Запад от приближающихся русских войск. Но еврейское меньшинство Праги было далеко не ничтожным, оно составляло около десятой части всего населения. Во время переписи пражские евреи, когда их спрашивали о языке общения, причисляли себя к чешскоязычному населению — либо из желания приноровиться к веяниям времени, либо не желая терять свою постоянную клиентуру. Тем не менее почти все еврейские семьи посылали своих детей в немецкоязычную школу, так что, принимая во внимание незначительное число немцев в городе, еврейский элемент в лицеях стал если не решающим, то по меньшей мере очень существенным — около 40 %. В глазах чехов евреи и немцы представляли собой почти одно и то же, экстремисты одинаково ненавидели и тех, и других.

Пражские евреи мало походили на своих собратьев по вере с Востока, они были полностью ассимилированы, ритуалы соблюдали лишь по инерции, крайне их упрощая. Восточные евреи жили в своих сообществах, отдельно от других, объединяясь вокруг своих раввинов, которые имели над ними абсолютную власть. В Праге, напротив, к этому времени гетто не было. С конца XVIII века император Иосиф II принял первые меры к эмансипации: евреи не обязаны были более выделяться особой одеждой, они могли свободно ходить днем по городу, им было разрешено арендовать земельные участки при условии, что это не пахотные угодья. Однако ограничений оставалось много. Так, например, чтобы избежать увеличения числа еврейских семейств, вступать в брак разрешалось только одному старшему сыну. Дед Кафки по отцу, который был вторым сыном, чтобы жениться, вынужден был ждать 1848 года, когда были устранены все эти запреты. В самом деле, в 1848 году революционные события (они начались с того, что возникла опасность погрома еврейских кварталов повстанцами), принесли освобождение евреям почти от всякого внешнего проявления дискриминации: упоминание о еврейской национальности, как и об иудейском вероисповедании, исчезло из официальных документов. Многие евреи покинули гетто, которое, кстати, перестали перегораживать железными цепями, предназначенными запирать его жителей в определенном квартале.

В художественных альбомах, посвященных Кафке, до сих пор можно видеть снимок в гетто, облупившегося дома, в котором жил его отец, начиная с переезда в Прагу и до своей женитьбы. Но ко времени рождения писателя гетто практически перестало существовать: старый еврейский квартал стал Пятым округом Праги — Иосифштадтом, названным так в память об Иосифе II. В течение некоторого времени он оставался кварталом, пользующимся дурной славой, пристанищем бандитов и проституток. Именно в этом лабиринте плохо вымощенных извилистых узких улочек, среди старых домов с живописными вывесками: «У мышиной норы», «Пряник», «Перчатка с левой руки», «У смерти» — рождается пражский фольклор легенд и сатанизма. Но к 1895 году (Кафке исполняется двенадцать лет) предпринимается «ассенизация» квартала: уничтожаются лачуги, сносятся подозрительные таверны и на их месте возводятся большие современные здания. От старого гетто сегодня сохранилось лишь немногое; готическая синагога ХIII века, кладбище, которое датируется гуситской эпохой, еврейская ратуша с маленькой деревянной башней и курантами, стрелки которых вращаются в обратную сторону.

Именно в этом квартале в дальнейшем будут жить родители Кафки и чаще всего он сам. Дом, в котором он родился, красивое здание XVIII века, построенное некогда монахами Страхова, находился, собственно, вне территории гетто — на месте, предназначенном со времен средневековья для обращения евреев в христианскую веру. Дом этот был разрушен, затем реконструирован, и на нем сейчас есть мемориальная доска.