Франц Кафка не желает умирать

И, не дожидаясь приглашения, Герман Кафка тут же нарисовал картину своего детства, по правде говоря, действительно ужасного, которое он провел в богемской деревушке Осек недалеко от Страконица, в доме № 35 по Еврейской улице, именно там он родился и вырос. Дом этот состоял из коридора и двух комнат, в одной из которых жили шестеро детей Франтишки и Якова, который был по профессии резником, иными словами, мясником в небольшой кошерной лавке. И чем же он занимался в десять лет, в том самом возрасте, когда Франц, постоянно жалующийся на детство, играл на берегах Влтавы? В десять лет он, Герман, таскал за собой от деревни к деревне небольшую тележку, в том числе ранним утром и зимой, и у него на морозе чуть не отнимались ноги. Он возил туши скота, забитого его отцом Яковом Кафкой, резником из кошерной лавки в Осеке и дедом Великого Писателя из Страховой Компании!

– Герман, прекрати!

– Ну да, конечно, как только речь заходит о моей молодости, это всех раздражает! Надо сказать, что в юности я не знал того блеска, который знала ты, потому что родился не в Подебрадах!.. И отец мой не торговал мануфактурой, как Яков Лёви! Я не жил на главной площади города, как твоя мать, Эстер Боргес!

– Только ты, ты и снова ты!

– И мы не жили в двухэтажном доме 17 на Рыночной площади!

– Если тебе так хочется, Герман, я могу напомнить, что моя мать умерла от тифа в возрасте двадцати восьми лет, когда мне было всего три годика. А бабушка через год от отчаяния покончила с собой, бросившись в Эльбу.

– Я лишь хочу объяснить нашему молодому человеку, что если Франц сегодня ведет такую роскошную жизнь, то только благодаря жертвам, принесенным его близкими… И вряд ли кто осмелится отнести признательность к числу главных достоинств моего сына.

– Молодые люди все такие, Герман.

– Тогда я очень хотел бы, чтобы Франц был другим! Или, может, просить об этом для меня слишком много?

– Это в сорок-то лет? – вклинилась в их разговор Оттла.

– Разве дело здесь в возрасте?

– Роберт, – продолжала молодая женщина, – расскажите лучше о вас. Вы ведь приехали из Будапешта, так? И учитесь на медицинском факультете.

– Ах, если бы эту науку постигал Франц!

– Но у него и так блестящее образование!

– Если дело закончилось страховой конторой, без него вполне можно было бы обойтись. С такими данными, с таким умом… Упорно работая, Франц мог бы… стать адвокатом, а еще лучше возглавить наш магазин у дворца Кинских. Или даже…

– Ну-ну, договаривай, раз начал.

– Или даже стать известным, крупным торговцем! А так…

– Что ты имеешь в виду?

– Страховую контору, вот что… Тебе не кажется, что это пустая трата сил?

– Если он счастлив, то нет.

– Так в том-то и дело, что он НЕСЧАСТЕН! Что касается меня, я в жизни не видел нашего парня счастливым! После всего, что вы с ним сделали… Роберт, вам приходилось видеть его счастливым, а? Может, он в Берлине счастлив?

– Думаю, да, и больше, чем когда-либо.

– Как это?

– Именно это он всячески дает понять, хотя и без него все прекрасно видно.

– В Берлине? В холоде? В нищете?

– Мне показалось, да.

– Но если бы он был так уж счастлив, вам, вероятно, не пришлось бы везти ему провизию и деньги…

– Герман!

– А что, разве я лгу? Ну да, конечно, стоило ему оказаться где-то подальше от нас, как он тут же стал благоденствовать! Но платить за это его благоденствие почему-то должен я, так? Потому что сам он себе никакое счастье обеспечить не может!

– Герман!

– К тому же мне никак не дает покоя один вопрос: а может, это его счастье в том и заключается, чтобы оказаться подальше от нас, подальше от отца?

– Может быть, – прошептала Оттла.

– Что значит «может быть»?

– Может быть, ты и прав, папа.

– Ага, наконец-то ты признала, что я прав! Ты слышала, Юлия, твоя дочь со мной согласилась. Чего только не увидишь в этой жизни!

– Герман, – подвела под разговором черту мать, – заканчивай со своими историями, дай нам спокойно поесть. Роберт, расскажите нам лучше, как вы познакомились с Францем и как стали его другом!