Страшен был Людовик XI (1423–1483), мечом, а чаще коварством и хитростью сколачивавший единство Франции. В ужасе отшатывался простолюдин и уходил в сторону, крестясь и холодея сердцем, завидев мрачный силуэт башни замка Тур де Плесси, где уединенно жил король в последние годы жизни. Но простолюдин знал, что еще хуже разбойничьи набеги, бесчинства конников-рыцарей, прихоть феодала, постоянная смута и беспокойство в стране, мешающие ему трудиться и пользоваться даже теми крохами, какие ему оставались после налогов и поборов. Расточителен и капризен был Франциск I, но он сумел обуздать своевольных сеньеров, а они были обременительнее, нем самый плохой король. Так рассуждал народ. Рабле это знал. Кажется, шутки ради дал он, например, список книг библиотеки св. Виктора, но не так-то прост писатель. Разве не многозначительно одно название некой книги «Намордник для дворянства».
Рабле суров, когда речь заходит о феодалах — князьках, устроителях всяких смут, раздоров, войн. Кажется, что он уже и не смеется, он гневен. Вот их имена: сеньер Плюгав, обершталмейстер Фанфарон, герцог де Грабежи, принц де Парша, виконт де Вши и т. п.
Пикрохол и его окружение олицетворяли для Рабле, для его современников и соотеяественников прежде всего, конечно, феодальную анархию. Не случайно второго зачинщика войны короля Дидсодии он называет Анархом.
Осуждая феодальные междоусобицы в стране, Рабле решительно выступает и против всех завоевательных войн вообще. Здесь он значительно опережает своих современников, для которых слава ганнибалов и цезарей обладала притягательной силой. Рабле низвергает эти кумиры. Он показывает великих завоевателей, имена которых с трепетом и благоговением произносили школьные учителя, в самом смехотворном виде. Эпистемон, побывав «на том свете», узнал, что делали там все эти прославленные авторитеты древности: Сципион Африканский торговал на улице винной гущей, Ганнибал — яйцами, Юлий Цезарь и Помпеи смолили суда.
Вот чем нужно было им заниматься на земле. Большего они не заслуживали.
Все это, конечно, веселая шутка, шутка с намеком, но Рабле позволяет себе и прямое высказывание по поводу означенных исторических лиц и их деятельности. Добрейший Грангузье весьма определенно выражает точку зрения автора: «Что в былые времена у сарацин и варваров именовалось подвигами, то ныне мы зовем злодейством и разбоем».
Положительные идеалы писателя, касающиеся взаимоотношений народов, абсолютно ясны. Нельзя насиловать волю народов, вмешиваться в их дела, порабощать, угнетать их, врываться в их дом, грабить и притеснять. Все это приведет только к бедам с той и с другой стороны. Пусть народы объединятся в добровольные союзы. Никто тогда не посмеет на них напасть, пусть более сильная страна проявит доброжелательство по отношению к более слабой, и последняя сама придет к ней.
Итак, совершенно ясно высказавшись за национальное единство против центробежных устремлений феодальной оппозиции, Рабле ставит важнейшую политическую проблему, а именно, каким должен быть государь, объединитель нации. Для гуманистов это была одна из главнейших проблем, занимавших их ум.
В книге Рабле Грангузье, Гаргантюа, Пантагрюэль являются как бы живыми носителями идеи просвещенной монархии. Грангузье сам малообразован, мужиковат, но наделен крепким умом и практической сметкой. Он нисколько не возвышается по культуре над простолюдинами. Он как бы один из них, совсем такой же, только по воле случая оказался в королевском качестве, писатель символически выразил это через его великаньи размеры. Когда он увидел, что сын его Гаргантюа остается неучем в школе схоласта, он незамедлительно передал его в руки Понократа, гуманиста, человека нового направления. И это делает честь его уму. Он не рутинер, он охотно идет навстречу новому, если это новое разумно и полезно. Грангузье не зарится на чужое, справедлив, лишен какого бы то ни было честолюбия, подчас даже готов поступиться и своим, только бы сохранить мир и благоденствие в стране. Словом, это добрая патриархальная старина, как она мыслилась писателем, несколько невежественная, не хлебосольная, непритязательная, незлобивая. Враги называют Грангузье «мужланом», «пентюхом». Что-то в нем действительно есть от этих кличек: галантности, куртуазности от него ждать нечего. Он будет весело объедаться потрохами, весело любить свою дородную Гаргамеллу, весело и шумно делать все то, что природа предписала делать животным и в том числе человеку, но он разумен. Это истинно мужицкий король. Если в окружении Пикрохола — герцоги, виконты и принцы с колоритными именами де Грабежи, де Парша, де Вши, то рядом с Грангузье нет ни одного титулованного человека. Правитель его канцелярии Ульрих Галле, «человек неглупый и здравомыслящий», но никак не принц иди герцог. Рабле воспользовался именем одного шинонского своего знакомого, адвоката, совершавшего однажды от имени города посольство в Париж.