Фракиец

– Радуйся незнакомец! – произнёс я на системном языке.

Раненый вздрогнул, схватил здоровой рукой лежащее рядом длинное копьё и неловко выставил его в мою сторону.

– И ты радуйся, воин! – произнёс он тихо, перехватывая копьё более удобным хватом.—Я – Пелит, сын Эврисака из рода Филиалов, потомок Аякса Великого,– продолжил он, настороженно смотря на меня.

– А меня звать Фламмифер. И до недавнего времени был гладиатором у ланисты Люция из Капуи, и пока у меня есть веские причины не упоминать моих предков,– с некоторым внутренним сопротивлением проговорил я. Не желая напрямую говорить о том, что я в том числе ещё и беглый раб.

– Если тебя не затруднит, расскажи: почему у тебя статус врага? – спросил эллин, внимательно следя за мной.

– В этом нет секрета: на меня напали, и я защитился как смог, – сказал я полуправду.

Немного обдумав мой ответ, Пелит кивнул своим мыслям и опустил копьё.

– Предположу, что у нас с тобой, богоравный Фламмифер, нет вражды, и мы можем скоротать время беседой, так как до конца божественного задания осталось чуть больше часа,– с улыбкой сказал Пелит.

– Не откажусь от интересной беседы, да и в случае если на нас кто-нибудь нападёт, то двум подранкам будет проще,– ответил я, устроившись поудобней на стуле напротив Пелита.

– Как я уже сказал, род мой восходит к богоравному Аяксу Тилиманиду, правнуку Зевса и соратнику Уллиса и Ахилла. Про них было сложено немало легенд, надеюсь, мой юный друг слышал некоторые из них,– начал Пелит, продолжив заматывать культю туникой.

– Да я слышал песни рапсодов об осаде великого города Трои и про Героев, равных богам, – подтвердил я, невольно вспомнив своего друга по нелёгкой гладиаторской судьбе, умершем полгода назад. Он был горазд рассказывать разные байки, в том числе и про то, о чём начал говорить Пилит.

– После того как Аякс кинулся на меч, прошла пара поколений, и мой досточтимый предок Филей перебрался в славный полис Афины. И передал наш родной остров Саламин под руку Афин. И род наш из царского превратился в род просто знатный,– с некоторой грустью продолжил он.

– Но, несмотря ни на что, наш род процветал. В нём были и отважные воины и мудрые военачальники и не менее мудрые политики и философы. Я же посвятил свою жизнь медицине и философии. Впрочем, если бы выбрал военную стезю, то не лишился бы руки в схватке с зеленокожим воином,– закончил он свой рассказ, одновременно завершив завязывать узел на культе при помощи зубов и здоровой руки.

Посмотрев мне в глаза он увидел там изумление, так как не каждый день увидишь человека, спокойно рассуждающего об истории своих предков и попутно обрабатывающего свою же отсечённую руку.

– Не думай, что я безумец, получающий удовольствие от своей боли,– предостерёг он. Это или проклятие, или дар нашего рода: мы почти полностью не чувствуем боли. Для воина в гуще боя это, возможно, и хорошо, но в обычной жизни заметить рану можно только когда ощутил слабость от потери крови. А увидеть ожог – только случайно посмотрев на ногу в костре. Впрочем, не будь у меня этого дара, я вряд ли справился бы со своим противником. После того как он отсёк мне руку своим мечом, он не ожидал, что это меня не задержит даже на миг. Да и раны обрабатывать намного проще.

Я же решил немного рассказать и о себе.

– Как уже сказал, я – гладиатор. Таких прозывают фракийцами, что для меня вдвойне справедливо, так как я сам родом из Фракии. До того как меня купил ланиста, я успел провести в рабстве уже год, собирал виноград и оливки. Я не самый плохой гладиатор, раз до сих пор жив и на свободе, – озвучил я очередную полуправду: пусть лучше думает, что у меня есть деревянный меч или что я сам себя выкупил, чем узнает, что я беглый.– Здесь же я скитался по этим тёмным катакомбам, видел множество мёртвых и несколько живых, которые не без моей помощи тоже стали мертвецами, – произнёс я, показывая рукой на отсутствующий глаз и давая понять, что и для меня эти встречи не прошли гладко.– Видел ещё и плантации или сад, в котором потомки тех, кто жил тут раньше, собирали урожай.

Помолчали пару минут, думая каждый о своем.

– Как насчёт взаимовыгодного обмена? – обратился ко мне Пелит.

– Смотря что ты хочешь у меня попросить и что готов дать взамен,– почти незамедлительно ответил я.

– Как ты видишь, мой юный друг, у меня есть шесть торб, что бездонными зовутся,– провёл он рукой перед собой.– И, как я, вижу твоя немного отличается, и собственно у меня к тебе два вопроса: чем именно она отличается и нет ли у тебя торбы первого уровня на обмен?

Призвал справку, чтобы обновить воспоминание, и сказал:

– Почти ничем не отличается, кроме того, что массу скрадывает не в десять раз, а в двадцать, и даёт возможность забрать отсюда не только отмеченные Системой предметы, но и любые другие. Что же до твоего второго вопроса, то да: у меня есть лишняя торба первого уровня, и я готов тебе её продать, если ты дашь за неё хорошую цену.

– Были бы мы в моих родных Афинах, я осыпал тебя златом и серебром, но, увы, мы в этих забытых всеми богами подземельях.