Фрайди

Не знаю, как для ужина, но для того, чем мы занялись на диване, было совсем не рано. С моей стороны, это было вовсе непреднамеренно, а Берт клялся, что он думал об этом еще в гравилете, но я ему не поверила. Я спросила его о той ночи на Ферме и, конечно же, выяснилось, что он там был. Правда, он утверждал, что его держали в резерве и реально он ничего не сделал, но мне никто еще до сих пор не признавался в том, что подвергался той ночью хоть какой-то опасности. Однако я прекрасно помню слова Босса, когда он говорил, что задействованы были все, включая даже Теренса (мальчика с ангельской мордашкой, не знакомой еще с лезвием бритвы), ибо людей в ту ночь не хватало и все были наперечет.

Берт не сопротивлялся, когда я принялась стаскивать с него одежду.

Это-то мне и было нужно. Слишком много всего произошло за день, я была на взводе, а секс — лучший из транквилизаторов и в отличие от медицинских препаратов очень полезен для здоровья. Не понимаю, почему люди, отягощают его какими-то сложностями: в нем нет ничегошеньки сложного, это просто самое лучшее, самое приятное, что есть на свете, — даже приятнее, чем вкусно поесть.

Попасть в ванную в этом номере можно было, не проходя через спальню — наверно, потому что гостиная могла вполне служить второй спальней. Мы чуть-чуть привели себя в порядок, я влезла в костюм из суперкожи, в котором когда-то — прошлой весной — заарканила Жана, сделала похотливые глазки и… поймала себя на сентиментальной грусти по Жану. Впрочем, я перестала волноваться за Жана и Жанет. И за Джорджа тоже. Теперь я была абсолютно уверена, что найду их. Даже если они больше не объявятся в своем доме, разыщу их через Бетти и Фредди.

Берт принялся издавать вопли восторга по поводу моего вида в суперкоже, а я… я прохаживалась по комнате, виляя задницей, и говорила, что за этим я и купила такой костюмчик, потому что такая уж я развратная тварь, что ничуточки не стыжусь своего женского естества. Мне жутко хотелось отблагодарить его за то, что он так здорово меня успокоил. Нервы мои были натянуты, а теперь я так чудесно расслабилась, что сама решила угостить его ужином.

Он пообещал задать мне хорошую трепку, если я еще раз повторю это предложение. Я не стала объяснять ему, что в минуты страсти мне приходится очень следить за собой, чтобы не сломать мужику ребра, — я просто захихикала. Наверно, это выглядит ужасно глупо, когда женщина моего возраста хихикает, но я ничего не могу с собой поделать — от радости я всегда хихикаю.

Я оставила записку своим подружкам, и мы пошли ужинать.

Когда мы вернулись, их в номере не было, и мы с Бертом сразу легли спать, успев на сей раз разложить во всю ширь диван. Я проснулась, когда Анна и Рыжик на цыпочках проходили через гостиную, возвращаясь к себе в спальню после ужина. Но я притворилась, что сплю, поскольку скоро, по моим расчетам, уже должно было светать.

Утром я открыла глаза и увидела, что Анна стоит рядом с нашей кроватью и вид у нее какой-то нерадостный. Тут мне впервые пришло в голову, что Анне, может быть, не очень-то приятно видеть меня в постели с мужчиной. Ее вкусы были мне известны уже давно — я прекрасно помнила, как она сделала на меня стойку. Но потом она сама же и спустила это на тормозах, и я перестала думать о ней, как о каком-то невыплаченном долге, который когда-нибудь все-таки придется заплатить. И она и Рыжик стали просто моими друзьями, которым я доверяла и которые в свою очередь могли положиться на меня.

Берт проснулся, увидел Анну и пробормотал:

— Не браните меня, леди. Я зашел сюда совершенно случайно, чтобы укрыться от дождя.

— Я вас и не браню, — возразила она грустновато, — я просто прикидывала, как подойти к терминалу, не разбудив вас обоих. Я хочу заказать завтрак.

— Для всех? — спросила я.

— Конечно. Ты чего хочешь?

— Всего понемножку и жареной картошки в придачу. Анна, родная, ты же меня знаешь, когда я голодна, я готова сожрать все что угодно — живьем и прямо с костями.

— Я тоже, — радостно закивал Берт.

— Что за шумные соседи, — зевая пробормотала Рыжик, появившись в дверях. — Болтушки, давайте еще поспим.

Я взглянула на нее и поняла сразу две вещи: во-первых, я никогда как следует не смотрела на нее даже на пляже и, во-вторых, у Анны не было никаких оснований сердиться на меня за то, что я спала с Бертом. У Рыжика на лице блуждала сонная, но очень сытная улыбка.

* * *

— Это в переводе означает «гавань на острове», — болтала Рыжик за завтраком, — и вообще-то писать мое имя надо через дефис, потому что иначе его никто не выговорит. Оттого-то я всегда зовусь просто Рыжиком — у нашего бывшего Босса это было просто — там вообще вторые имена не признавались. Но все-таки у меня имя не такое трудное, как у миссис Томо… Томосо… Томосавы! Когда я в четвертый раз произнесла его неправильно, она попросила называть ее просто Глорией.