Фрагменты (сборник)

Настя села с мамой за один столик. Дядя Миша со своей спутницей сначала примостился за столик со своей титулованной мамашей, но потом, видимо, решив, что она им всю плешь проест, пересел к Кате и Насте. Мама все время бегала на кухню, оставляя Настю с этими неприятными людьми. Настя отводила взгляд от дядьки – он ей был неприятен трезвым, а сейчас, пьяный, тем более. Его глупая подружка едва сдерживалась, чтобы не спеть.

– Твоя Киска хочет пи-пи, – пьяно проворковала девица.

– Нет, это твоя Киска хочет пи-пи, – сказал дядя Миша и хохотнул.

Что за люди? Ничего человеческого.

Девица ушла, а дядя Миша принялся вспоминать детство свое и папы. В большей степени рассказ был о том, как он заставлял малого (судя по всему, это и был папа) убираться в комнате и как сваливал на него вину за разбитую вазу или тарелку. Когда его рассказ стал странным – он начал говорить с придыханием и практически шепотом, Настя почувствовала руку у себя на колене. Она слабо соображала, что происходит, поэтому «зависла» на несколько долгих секунд. Рука дяди тем временем подобралась к внутренней стороне бедра. Отвратительная смесь желания и стыда прокатилась по всему телу. Лицо вспыхнуло, глаза наполнились слезами; Настя вскочила с места и побежала к туалетам. В сторону их столика повернулись несколько пар заинтересованных глаз.

– А что вы хотели? – услышала Настя за спиной голос дяди. – Папку только схоронила.

Насте надо было выплакаться. Она заплакала только однажды, когда в крышку гроба начали забивать гвозди. Тогда на нее нахлынула тоска, именно тогда она поняла, что не увидит больше отца ни живым, ни мертвым. Сейчас было другое, но вкупе с похоронами вызывало тоску по усопшему и ненависть к живущему. Настя задалась вопросом: почему погиб папа, а это ничтожество живет? В туалете, глядя на себя в зеркало, она чувствовала, что не сможет больше плакать. Единственное, чего ей хотелось по-настоящему, так это танцевать. Будто в подтверждение ее желанию в голове заиграла музыка. Насыщенные, густые звуки виолончели начинали парад смычковых струнных инструментов, потом в строй вклинивались скрипки, а затем… Дверь женского туалета открылась, и на пороге возник пьяный дядька.

– Племяшка, ну ты чего? Дядя хотел тебя пожалеть.

Настя поняла, что из планов дяди пункт «Пожалеть племяшку» так и не вычеркнут. Дядя Миша закрыл за собой дверь и шагнул к раковинам.

– Ну, иди сюда. – Он протянул к Насте руки. Каждый палец украшало серебряное кольцо, отчего они походили на механизмы с металлическими шарнирами. Еще один шаг. Настя отступала. Музыка в голове то звучала в полную силу, то глохла, будто кто-то открывал и закрывал двери в звуконепроницаемую комнату. Еще шаг. Настя отступала.

– Иди, племяшка.

Дядька подошел вплотную. Настя чувствовала его кислое дыхание. Он поднял руку и уперся в стену у головы Насти. Девочка поморщилась от резкого запаха пота.

– Ну что ты, девочка, давай я тебя приласкаю.

Он провел тыльной стороной ладони по лицу Насти. Она зажмурилась.

– Ты ведь хорошая девочка. Я ведь тебе теперь заместо папки. Хорошие девочки слушаются папку.

Он дотронулся до ее шеи. Настя вздрогнула от холода перстня, но глаза так и не открыла. Музыка в голове играла негромко, но с постоянной частотой. Только когда дядька дотронулся до ее груди, звук начал нарастать. Настя открыла глаза и скорее рефлекторно отбросила руку родственника.

– Ты чего? Тебе не понравилось? – Он схватил ее за талию обеими руками и прижал к себе. Настя забарахталась. Дядька пригнулся к ее шее и облизал. Чувство отвращения и стыдливости горьким комком подкатило к горлу. Он что-то шептал ей, лизал, целовал и снова шептал. Но Настя молчала и сопротивлялась. Когда он сильно схватил ее за грудь, Настя вскрикнула и снова замолчала. Но когда он, пыхтя, начал стягивать с нее джинсы, она воспользовалась моментом и ударила со всей силы ногой ему под колено. Михаил взвыл и согнулся пополам. Настя толкнула его и выбежала из туалета, едва не сбив подругу дяди. Музыка разрывала голову Насти изнутри.

Михаил поднялся почти сразу же и собирался бежать за глупой родственницей. Но остановили его два обстоятельства. Первое – нога все-таки еще болела, и передвигался он с трудом, а второе обстоятельство могло в любой момент вцепиться ему в глаза. По крайней мере, ему так показалось.

– Ничего не хочешь рассказать своей Киске?

Глупая тварь. Надула свои губы, как… Он не нашелся с определением и закончил свою мысль уже привычным – глупая тварь. Тварь была дочерью богатых придурков, которые закрывали глаза на шалости дочери за их, между прочим, кровные денежки. Одной из шалостей был он сам. Сорокалетний лоботряс. Он был старше ее отца на год и шесть месяцев.

– Я слушаю, – настояла подруга.

– Слушай, Марин… – Он не знал, что она слышала, поэтому решил начать сначала. – У нее вообще-то отец умер.

Вместо дальнейших расспросов девица расплылась в улыбке и медленно пошла к нему.

– Миша, – сказала она, когда подошла ближе.

– Да, – ответил Михаил.

– Знаешь, чего я хочу?

– Не начинай. – Он знал, поэтому улыбнулся. – Здесь же похороны.