Фрагменты

Кира растерялась от внезапного натиска, подыскивая слова, но Вейл продолжил, не дожидаясь ответа:

– Любой, кто в состоянии создать миллион невинных жизней и одновременно без капли жалости затребовать средство уничтожения их всех, не способен нести за них ответственность. Мы осознавали, что, творя БиоСинтов, изготавливали созданий, до последней клеточки равных себе. Но совет директоров «ПараДжена» и правительство США видели в них только машины, продукцию. Отнять жизнь у партиалов было бы зверством, сравнимым с любым геноцидом в человеческой истории. И при этом мы не сомневались, еще до первого выпуска для боевых испытаний: к ним никогда не станут относиться иначе как к инструменту, который можно выбросить, если он становится ненужным.

Кира ожидала, что лицо старого ученого ожесточится к концу этой обличительной речи, что воспоминание об этих ужасах выведет его из себя, но на деле он стал мягче, как будто ослабел. Признал свое поражение. Вейл повторял старый спор, но уже без былой горячности.

– В силу своей природы, – продолжил Вейл, – человечество не научится… «человечности» – скажем так, за неимением лучшего слова, – пока его жизнь вполне буквально не будет зависеть от этого. Поэтому мы создали РМ и лекарство от него и поместили оба в геном партиалов. Если бы Предохранитель никогда не был загущен – если бы человечество никогда не дошло до того, чтобы захотеть уничтожить партиалов одним махом, – то ничего бы и не случилось. Но если человечество решило бы нажать «кнопочку», что ж… – Вейл глубоко вздохнул. – Единственным способом выжить для людей осталось бы только сохранить жизнь партиалам. Как лишение партиалов гражданских прав стоило бы людям человечности, так и уничтожение их, подобно использованным изделиям, стоило бы им жизни.

От потрясения Кира едва сохраняла способность думать.

– Вы… – она бессильно пыталась подобрать слова, чтобы выразить свои мысли. – Все это… намеренно?

– Я просил их не делать этого, – начал оправдываться Вейл. – То был отчаянный план, полный ужасных последствий, – даже хуже, чем я ожидал, как выяснилось. Но ты должна понять: у нас не было другого выбора.

– Не было другого выбора!? – взвизгнула Кира. – Если вы возражали так сильно, почему не пошли к руководству или прямо в правительство? Почему не сказали им, что это жестоко, а вместо этого придумали такое жуткое… наказание?

– Думаешь, мы не пытались? – грустно улыбнулся Вейл. – Разумеется, пытались. Говорили, убеждали, протестовали и били во все колокола. Мы пытались объяснить совету директоров «ПараДжена», кем на самом деле были партиалы: новой разумной формой жизни, созданной без единой мысли о том, как им жить после войны. Пытались объяснить: у правительства нет никакого плана интеграции партиалов в общество, никакого возможного итога, кроме апартеида, насилия и революции, не просматривается, лучше свернуть всю программу, чем обрекать человечество на то, что должно произойти. Но, с точки зрения руководства, все было просто. Первое: армии нужны солдаты. Мы не могли выиграть войну без них, правительство собиралось получить их так или иначе. Второе: «ПараДжен» может создать этих солдат и сделает это лучше, чем любая другая компания в любой другой отрасли промышленности. Мы были чудодеями: создавали огромные деревья с листьями, подобными крыльям бабочек, изящными и совершенными: они трепетали на ветру, будто радужное облачко, а когда за ними садилось солнце, мир вспыхивал тысячью переливающихся цветов. Мы создали лекарство от малярии – болезни, которая убивала тысячу детей в день. А мы навсегда избавили от нее мир. Это не просто знание и мастерство, деточка, это могущество, власть, а такое могущество и такая власть рождают алчность. И это третье, и самое гнусное. Исполнительный директор, президент, совет директоров… Правительство хотело армию, а «ПараДжен» хотел продать ему ее, и что стоили доводы Совета перед пятью триллионами долларов? Если бы мы не сделали им армию партиалов, они бы нашли кого-то с более сговорчивой совестью. Ты не помнишь Старый мир, но деньги тогда были всем. Они единственные имели значение, и что бы мы ни делали, ничто не удержало бы правительство от покупки, а «ПараДжен» – от продажи.