Кате, возможно, показалось, но в голосе хореографа слышалась скука.
– И как же ее зовут?
– Настя Фролова.
– Ах вот оно что. А я-то думаю, кого она мне так напоминает.
Катя непонятно зачем кивнула.
– Ну и что тебя интересует? Не собралась ли и она сбежать от меня с тем багажом знаний, что я подарила ей? Как ты, например?
– Нет, нет, – поспешила ответить Катя. – Я хотела поговорить о Насте. Подросток, – закончила она, будто это объясняло все.
– Подросток? Она умная и талантливая девушка. Девушка, понимаешь? Это ты в ее годы была подростком. Избалованным и своенравным подростком.
– Я ушла, потому что мне нужно было учиться, – выпалила в свое оправдание Катя. – Мне нужно было закончить школу.
– Закончила? – не скрывая презрения, спросила Надежда Андреевна.
– Да.
– Поздравляю.
Вот уж и не подумала бы, что Надежда Андреевна возлагала на нее надежды.
– Надежда Андреевна, мне действительно тогда нужно было…
– Что тебе нужно сейчас? – резко перебила ее хореограф.
– Мне нужно узнать, как она ведет себя на занятиях.
– Она танцует. Несмотря ни на что. Я знаю, у вас горе, но она танцует. Она не прячется в кокон и не придумывает отговорки об учебе. Она просто танцует. – Надежда Андреевна развернулась и пошла к аудитории.
– А что, если танец и есть кокон, в который она прячется? – крикнула Катя ей вслед.
– Не говори глупостей, – услышала она в ответ.
Не говори глупостей? Трудно их не говорить, когда они являются частью жизни.
Настя опоздала на занятия впервые в жизни. Девочки уже разминались.
– Анастасия! – прогремел на весь зал грозный голос Надежды Андреевны. – Почему опоздала?
– Я уроки делала, – солгала Настя.
– После занятий отработаешь. – Надежда Андреевна развернулась к группе и, похлопав в ладоши, произнесла: – Девочки, к станку, приступим. Сегодня мне надо оставить вас, милые мои. Луиза проведет урок.
Как только за Надеждой Андреевной закрылась дверь, звуки фортепиано стихли. Настя повернулась туда, где обычно стоял проигрыватель. Луиза вынула диск с классической музыкой и вставила свой.
– Сегодня мы будем современными. Классика устарела, как говно мамонта.
Настя услышала смешок за спиной, но не обернулась.
– Тренд сезона, – провозгласила Луиза. – Эксенсис будем проводить под джаз.
Настя ничего не имела против этой музыки, как, впрочем, и какой-то другой. Но… После смерти отца ей вообще не хотелось танцевать. Она себя заставляла, насильно затягивала на занятия. И под звуки фортепиано неплохо было бы забыть о смерти отца, об инциденте на похоронах, о дядьке, обо всем плохом. Джаз не мог ей всего этого дать. Как к музыкальному направлению к джазу она относилась хорошо. Дело в том, что отец любил эти музыкальные импровизации. И всегда орал на нее, когда она включала Вивальди «Времена года» или что-нибудь из Моцарта. Воспоминания снова нахлынули на нее. Настя поняла, что стоит лицом к зеркалу и сжимает до побелевших косточек палку станка, когда Луиза ударила ее по спине.
– А ты что, особенная?
– Я не могу, – вдруг сказала Настя.
– Танцуй! – Новый тычок в бок заставил ее развернуться.
– Танцуй, тварь! Иначе вылетишь!
Она не хотела вылетать. Она ненавидела Луизу и с удовольствием вцепилась бы ей в глаза, но любимица преподавательницы с расцарапанным лицом – это стопроцентный вылет. Настя развернулась боком к зеркалу, с трудом оторвала правую руку от станка и стала в стойку.
– Вот и умничка, – произнесла Луиза и улыбнулась. – Сегодня мы разучим элементы литовского народного танца.
Настя заплакала, но к Луизе в течение всего урока так и не повернулась. Слезы высыхали и снова появлялись. Настя повторяла все па в точности за Луизой, но строгий педагог все равно находил изъяны. К концу урока Настя была измотана, и, когда Луиза на манер Надежды Андреевны похлопала в ладоши, она просто села в центре зала.
– Все, девочки, в душ. А неумехи должны заниматься еще, – произнесла Луиза и засмеялась.
Настя больше не плакала. Она прошла в раздевалку, достала свой диск и вернулась в студию. Вставила в проигрыватель, выбрала Karl Jenkins Palladio, установила функцию «повтор одной песни» и нажала «пуск».
Луиза считала себя успешной. В свои девятнадцать зарабатывать танцем не меньше Надежды Андреевны, протанцевавшей лет шестьдесят, – это круто. И дело было совсем не в гастролях с местной труппой народного танца. Луиза нашла себе занятие по душе. Занятие, узнай о котором Надежда Андреевна, не плясать бы ей под «Камаринскую» по городам и весям. Выгнала бы ее Надежда из труппы, да и из студии взашей. Луиза танцевала в «Золотом Драконе», и, понятное дело, ее творчество имело мало чего общего с народным танцем, какой бы народ она ни решила представлять.