Ниже шло короткое сообщение о предыдущей жертве:
Наконец журналист делал заключение:
— Ванная комната свободна. Поторопись. Что, есть какие-нибудь интересные новости?
— Да так!
Когда он вышел из душа, кофе уже ждал его. Слушая музыку, они вместе позавтракали, потом обменялись прощальным поцелуем.
— Увидимся вечером?
— Ты — скот! Хочешь моей смерти? Нет, сегодня вечером и завтра я сплю, Жильбер. Может, поужинаем вместе в понедельник?
Он почувствовал себя обманутым.
— Так что же, в воскресенье мы никуда не пойдем?
— Ты же знаешь, что я иду к своим.
Он уступал с трудом.
— К своим, к своим! А есть ли у меня семья?
— Как говорил Рыжик[2]: «Не всем посчастливилось быть сиротой!»
Увидев, что он хмурится, она ласково поцеловала его и подтолкнула к двери. Он резко обернулся и в упор спросил:
— Кло, ты что, находишь меня слишком толстым?
Ее замешательство длилось мгновение, потом она рассмеялась.
— Ну ты и спросил! Конечно же, ты уже больше не тот стройный молодой человек, которого я знала, но ты еще ничего. Если бы только ты не сутулился! Держись прямо!
Дверь закрылась за ним, и он, расправив плечи, молча спустился по лестнице. Но, выйдя на улицу, он сразу позабыл обо всем и снова сгорбился.
Жильбер любил поспать. У себя дома он редко вставал раньше девяти часов. Поэтому всякий раз, когда по милости Клотильды он оказывался на улице ранним утром, ему казалось, что все вокруг изменилось, стало каким-то необычным. И что его больше всего удивляло, это толпа людей, которые уже были на ногах и казались хорошо выспавшимися и бодрыми, чтобы идти на работу.
Он подошел к своей машине и решил отправиться за покупками, используя таким образом образовавшееся у него время. Он пообедает у себя дома, по-холостяцки. Иногда ради развлечения он готовил себе что-нибудь так, как он делал это в туристических походах.
Возвратившись в свой квартал, он зашел сначала в бакалейную лавку, затем в молочную, чтобы заплатить за молоко за неделю и купить яиц и масла. Хозяйкой молочной лавки была толстая краснолицая женщина, у которой была пятнадцатилетняя дочь. Девчонка помогала своей матери. Заметив Жильбера, она покраснела. Жильбер улыбнулся и подмигнул ей.
Между ним и девчонкой был один секрет. Ожидая своей очереди, в то время как сплетницы беседовали между собой, Жильбер охотно во всех деталях разглядывал девчонку. Впрочем, «девчонка» — не совсем точно сказано. Скорее, неспелый плод, обладающий двумя маленькими дерзкими грудями под блузкой в обтяжку, притворными глубокими глазами и тонкой талией. Итак, малышка покраснела и повернулась спиной к Жильберу.
Неделей же раньше, с наступлением темноты Жильбер пошел прогуляться на Марсово Поле, которое он любил за его тишину и покой. И там, на лавке, он увидел девчонку в компании мужчины лет тридцати. И будь она дочкой Жильбера, он задал бы ей такую трепку, что она бы надолго ее запомнила: ведь она страстно целовала этого типа, а он, в свою очередь, лапал малышку, переходя все границы дозволенного для сидящих на скамейке сквера. Жильбер лишь кашлянул. Девчонка подняла глаза и узнала его. С этого вечера Жильбер смотрел на нее как на женщину, а она на него как на шантажиста.
— Вы что, с кровати упали, господин Жильбер? — осведомилась молочница.
— Да. Я хотел бы три яйца, четверть фунта масла и…
— Хороший сегодня день, правда? Как подумаю о том, какой будет этим летом дождь! Эх, беда!
— Да, я хотел бы три яйца…