Фоторобот в золоченой раме

— Упустили.

Оперативники вышли из магазина, постояли на крыльце. Шведов вытащил сигарету и произнёс:

— Что-то подустал я. Старость не радость… Поехали-ка по домам. Завтра отсыпаемся. Часа в два встречаемся. И едем с Левицкими беседовать.

Из помещения вышел оперативник из ГУБЭПа и спросил с некоторой завистью:

— Отчаливаете?

— Дипломатично удаляемся, — сказал Шведов.

— Везёт. А тут с этой дурой, чувствую, до утра торчать… Кстати, знаете, что мы на хате у Левицких надыбали? Сводки наружного наблюдения. Объект вышел. Объект вошёл. Чем-то похожие на те, которые делает МВД, но несколько в иной стилистике. Какая-то частная сыскная фирмочка работала.

— За кем ходили?

— За потерпевшим.

Платов сразу вспомнил фотографию у киллера, по которой он должен был исполнить Кононенко. Она похожа на те, которые делает «наружка».

— Вот, значит, как, — задумчиво протянул он. — Ну что ж, есть тема для разговора с Левицкими. По поводу мокрухи…

* * *

Лукашкина не обманула — она включила оперативников в список на допуск к обвиняемым, так что теперь они имели удовольствие вплотную пообщаться с задержанными.

Выводной ввёл Левицкую в комнату для допросов с привинченной к полу мебелью. Ирина уже уверенно держала руки за спиной, выглядела неважно — под глазами мешки, бледная и всклокоченная.

— Что вы от меня хотите услышать, господа? — произнесла высокомерно, будто снисходя до неразумных детей. От её пустого, будто безжизненного взгляда Платов даже поёжился.

— Явку с повинной мы хотим, — сказал Шведов. — Лучше подробную. Как вы совершили мошеннические действия. Кто это выдумал. Роли каждого.

— Вы смеётесь? Что за абсурд. Я вообще не понимаю, о чём идёт речь.

— Подделки — больше ничего. Которые вы продали гражданину Кононенко.

— Я? Продала? — искренне удивилась Левицкая. — О чём вы? Я вообще не торгую картинами.

Шведов с интересом посмотрел на неё:

— Вы официально заявляете, что не торгуете антиквариатом?

— Я не торгую антиквариатом. И ничего не продавала Кононенко.

— А для чего вам «Галерея классического искусства» и столько антиквариата? Не для торговли?

— Я их просто выставляла. В картинной галерее выставляются картины. А торгуют ими в магазинах. Я помогаю банкам и коллекционерам. Даю советы по поводу приобретения коллекций.

— Ценные советы, наверное. Весьма щедро оплачиваемые. На две квартиры в Москве насоветовали.

— Это нормальная практика. Консультанты получают очень много. Есть люди, которые не жалеют денег на хороших консультантов.

Шведов даже не нашёлся, что сказать на такую наглость. Он прекрасно знал, что не платят столько денег за искусствоведческие советы.

— Ваша позиция называется глухим отказом, — объявил Платов. — А значит, не стоит ждать никакого снисхождения со стороны следствия и суда.

— Какой суд? — искренне изумилась Левицкая. — Не будет никакого суда. Я не виновата ни в чём… Господа, давайте разойдёмся. Все будут довольны. И ваш заявитель. И вы.

— Кто вас познакомил с Кононенко? — спросил Платов.

— Арт-дилер Хачинский.

— Когда вы познакомились?

— Два года назад.

— Омарова Романа Олеговича знаете?

— Нет.

Платов задавал вопросы быстро, не давая раздумывать над ответами.

— А кто Кононенко заказал?

— Не знаю, — пожала она плечами и уставилась на Платова: — В каком смысле заказал?

— Кто слежку за ним организовал?

— О чём вы?

— У вас при обыске обнаружили отчёты наружного наблюдения. Откуда?

— Не знаю! — Левицкая начала нервничать. — Когда меня выпустят? У меня без присмотра галерея.

— Об этом забудьте, — встрял Шведов. — Вас арестуют.

— Так за сколько вы заказали убийство Кононенко? — невинно поинтересовался Платов.

— Никого я не заказывала! Я не хочу с вами больше разговаривать.

Платов уже с начала допроса понял, что колоть её бесполезно. Есть такой тип людей — если упрутся, нет такого трактора, который сдвинет их.

Когда её увели, Шведов покачал головой:

— Ну и упёртая баба.

— Стена, её тараном не пробить, — отметил Платов. — Давай с Рубеном попробуем.

Вскоре привели Левицкого. Здоровенный, килограммов на сто пятьдесят живого веса, в очках, с наивным детским лицом, он производил странное впечатление — походил на быка-производителя, в душе уже согласившегося, что его судьба — пойти на колбасу.

— Вы хуже палачей из НКВД! — голос у Левицкого был тонкий, в нём чувствовалось праведное возмущение. — Невиновных людей в камеру!

— Картины продавали?

— Ничего я не продавал.

— В молчанку играть будете?

— А что Ирина сказала?

— Пишет признательные показания. Как с Носорогом вошла в сговор и гнала лоху фуфло. Понятно изъясняюсь?

— Вы у неё спросите, как всё было. Как скажет — так и было.

Через некоторое время стало ясно, что и Рубен упёрся не хуже своей жены и ничего полезного не скажет.

— Вы кто по профессии? — спросил Платов.

— Социолог. Был профессором кафедры в Петербурге. Имею научные работы.

— А вам не приходило в голову, что вы, человек в целом безобидный и интеллигентный, сейчас кукуете на нарах из-за Ирины? — Платов внимательно посмотрел на Левицкого. — Она инициатор аферы.