Фоторобот в золоченой раме

– Да, перегрелся! От мыслей, на какие бабки у нас попандос! Такие деньги. Ой, такие деньги. Ты понимаешь, что нас растерзают.

Потом Ашотик стал названивать постоянно и призывать к кровной мести, а Носорог, спокойный как танк, пытался его угомонить.

Выяснилось, что в Третьяковке есть эксперт Вячеслав Сурин, светило искусствоведения по русской живописи девятнадцатого века. Его заключение обладало силой официальной печати. Его услугами пользовались все уважающие себя арт-дилеры. Он дал заключение и Носорогу на картину Де ла Кура, которую признал подлинным Киселёвым. Узнав, что картина оказалась перелицованной, эксперт начал копаться в каталогах, в Интернете, выявил ещё несколько перелицованных картин, среди которых были принадлежавшие Носорогу и Ашотику.

– Ты видел этот его список? – спрашивал Носорог.

– Сам список не видел. Но слышал, какие там вещи! – верещал Ашотик.

– Наших там много?

– Рома, их хватит, чтобы нас в асфальт закатали. Грохнуть его надо, пока он этот список не опубликовал!

– Орёл ты наш горный, угомонись. Никого убивать не будем. Будут предъявы, будем думать, как их гасить.

– А предъявят на десять лямов?

– Тогда будем думать. А пока оставь Сурина в покое…

По Москве уже вовсю ходили слухи о списках Сурина. Но пока конкретно никто ничего не знал.

Прошло ещё несколько дней. Потерпевший удил рыбку в Подмосковье. Оперативники уже почти доработали материал.

Просматривая в гостях у Шведова очередную пачку сводок, Платов как на стенку наткнулся на текст. И спросил:

– Герман, ты это читал?..

Носорог говорит неизвестному:

– Мои близкие в погонах сказали – полицаи на меня какой-то материал собирают по подделкам. Эта ворона кладбищенская Левицкая. Никак не разберётся с лохом.

– Упаси господи, если дело возбудят. Хлопот не оберёшься.

– Да ничего не будет. Хрен докажут. Разрулю я всё. Близкие помогут. Они в чинах – их щелчка пальцем достаточно, чтобы в мою сторону менты глядеть зареклись…

Шведов пару раз прочитал выделенный маркером фрагмент.

– Получается, у нас утечка информации, – сделал он напрашивающийся вывод.

– И где течёт? – произнёс Платов безрадостно.

– Ты и я вне подозрений… Или следствие, или прокуратура слили. Как только фигуранты поймут, что за них взялись серьёзно, они или поднимут кипеж, начнут заносить деньги, искать ходы. Или…

– Или свинтят в неизвестном направлении. Имея открытый Шенген, это нетрудно.

– Чувствую, надо их брать. Время сейчас против нас работает. Притом в ближайшие дни. – Шведов пододвинул к себе коричневый, казённого вида телефон и начал настукивать номер своего начальника отдела.

* * *

Следачиха, развалившись в кресле, явно скучала, не в силах найти себе достойного занятия. Но когда оперативники вошли в кабинет, тут же выпрямилась и напустила на лицо маску страшно озабоченного и невероятно делового человека, у которого досужие бездельники-посетители готовятся отнять часть драгоценного рабочего времени.

– Вот, – Шведов протянул ей папку. – Что могли, доработали.

Лукашкина принялась лениво листать материалы, и мина на её лице становилась всё более скучающей.

– Ну что-то сдвинулось, – благосклонно объявила она.

– Так пора возбуждать дело.

– Какие вы реактивные. Не всё ещё сделано.

– Чего ещё не хватает? – устало осведомился Шведов, которого эта игра в «принеси ещё бумажку» начинала утомлять.

– Объяснения с подозреваемых получить. Только после этого возбудимся. А там и вопрос о мере пресечения можно будет решить.

– А вы знаете, как далеко за это время с открытым Шенгеном убежать можно? – прищурился Шведов.

– Таковы требования закона. Для возбуждения дела по мошенничеству прокуратура требует получать объяснения у подозреваемых.

– Где такие требования прописаны? – возмутился Шведов. – Для возбуждения дела должны быть достаточные основания, а не объяснения жуликов.

– Хорошо, – снизошла Лукашкина. – Я с вами не согласна. Но доложу руководству. Пусть они решают…

Между тем накалялась ситуация со «списком Сурина». Полностью список никто не видел, и кого он похоронит стремительно падающим домкратом, было непонятно.

Платов узнал телефон Сурина, но дозвониться никак не мог. В результате решил пойти обходным путём. Созвонился с Кацем и озадачил:

– Мне Сурин нужен. Не могу найти.

– Да он боится – весь на измене. Затихарился и планы коварные плетёт. Список строчит. Потом явится с карающим мечом, как ангел мщения за поруганную культуру. Не одна голова слетит с плеч.

– У тебя с ним отношения гладкие. Отрекомендуй меня ему.

– Попробую…

Вскоре Кац сообщил тайный телефон Сурина. Платов тут же созвонился с экспертом и договорился о рандеву.

Встретились они около Дома художника на Крымском Валу. В парке были рядами расставлены бронзовые и каменные скульптуры, свезённые со всей Москвы, в том числе и снесённый с постамента на Лубянке памятник Дзержинскому.

Сурин оказался полноватым, невысоким, с бородой лопатой и в сильных очках мужчиной лет пятидесяти. На расстоянии держался дюжий телохранитель, предоставленный эксперту его приятелем-олигархом, когда началась история со списком.