— А теперь, братцы, рассредоточились по крепостной стене! — приказал я, — к бабке-гадалке не ходи, скоро по наши души пожалуют господа янычары.
С атакой на Mahmud Bahçıvan было не все так уж однозначно. Единственная удобная дорога к укреплению пролегала вдоль побережья. Со стороны суши пространство ограничивали поросшие лесом холмы, полуразрушенные скалы и каменистые осыпи у подножия этих скал. Взять дорогу под прицел орудий у нас никак не получалось, ибо батарея оборудовалась не для этих целей. Однако снайперским огнем этот путь можно было запереть вполне надежно, даже в том случае, если османы подтянут полевую артиллерию. Ну насчет пушек я сомневаюсь, скоро наш флот должен подойти, и штурм какой-то крепости для турецких военачальников станет задачей неактуальной.
Я не ошибся в своих прогнозах. Отряд пеших осман числом до батальона в алых фесках и специфических мешковатых одеяниях появился из-за скалы через полчаса после окончания артобстрела. Блин, и это хваленые янычары, элита элит турецкой армии, тупо прут на позиции противника без разведки и предварительной рекогносцировки. Интересно, кто у них командиры? Может быть их не стоит отстреливать в первую очередь, ибо подобного дебилизма вряд ли можно ожидать от самого тупого выпускника самой захудалой российской школы ускоренной переподготовки сержантов и флотских старшин в прапорщиков и мичманов. Не приведи Господь после их гибели командование перейдет в руки какого младшего командира, способного шевелить мозговыми извилинами.
Предоставив возможность туркам полностью выйти из-за прикрывавшей дорогу скалы, парни по моей команде открыли прицельный огонь. Дистанция триста метров для снайпера ничто. Тут только успевай наводить ствол, нажимать спусковой крючок и менять магазины. Как результат четырех сотен расфуфыренных воинов просто не стало, многие не успели даже снять с плеча винтовку. Спаслось не более дюжины. Ну и Господь с ними, страстей про шайтанов засевших в крепости своим порасскажут, может быть, до подхода наших кораблей и штурма не состоится.
Хотел тут же послать с десяток бойцов хорошенько обшманать трупы, ибо золотишка и камешков самоцветных на османах предостаточно. Как говорится: «Что с бою взято, то свято». Заодно на закрытый от наших взоров скалами участок дороги посмотрят, нет ли там еще кого-нибудь на подходе. Не успел, мои планы по дальнейшему обогащению личного состава были прерваны истошным криком наблюдателя:
— Ваше Высокоблагородие, дымы на горизонте!
Глава 22
— Евстафиев, ну где ты увидел дымы? — Чтобы убедиться в том, что в нашем направлении движется всего один корабль мне бинокль не понадобился.
Так, а почему всего один? Где эскадра? Они что там с ума посходили? Англо-франко-турецко и прочая, прочая армада уже втягивается из Мраморного моря в Босфор и двумя кильватерными колоннами движется прямиком сюда.
Тем временем ощетинившийся расчехленными орудийными стволами, дымя подобно вулкану трубами, красавец-крейсер приблизился настольно, что с помощью магического зрения мне удалось прочитать его название. Сказать, что я охренел, не сказать ничего. К нам на помощь пёр на всех парах «Варяг», броненосный крейсер Российского Флота, как уже отмечалось, в единственном числе.
В свое время при выходе «Катрана» из порта Корсуня, мне довелось наблюдать этот корабль, стоящим на рейде. Название весьма удивило. В той реальности «Варяг» был бронепалубным крейсером в составе Первой Тихоокеанской эскадры, прославился тем, что совместно с канонерской лодкой «Кореец» принял неравный бой с японскими кораблями при прорыве из бухты Чемульпо. Нехило так постреляли, вроде бы что-то там потопили, впрочем, японцы факта своих потерь не признали. Оба русских корабля затонули, команды были по большей части спасены нейтралами. Подвиг «Варяга» остался навсегда в памяти народной, благодаря какому-то австрийцу, написавшему проникновенные стихи, которые затем перевели на русский и сочинили к ним музыку. К сожалению, фамилий авторов немецкого и русского текстов, а также музыки я не помню. А вот пластинку «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“» мой дед ставил частенько, особливо под хмельком и всякий раз подпевал, роняя скупую мужскую слезу.