В общем, часа три (до пристойного для непринужденного раскланивания утра) они просто досиживали. Обменивались междометиями:
— Да-а уж!
— А?
— Так… Не обращай внимания.
— Да уж…
— И ведь…
— А?
— Ничего-ничего.
— Остыл совсем. Подогреть?
— Подогрей…
Где-то на исходе политеса явился Архар (как почувствовал, ридер доморощенный!). Пробудился и явился. Молча, но требовательно: все понимаю (сказать не могу), но и вы меня поймите — где тут ближайшее дерево? Так все хорошо было — осрамиться не хочу…
— Сейчас пойдем, Архар. Сейчас…
— Извини, Артем, что с Архаром — никак. Ты ведь понимаешь, да?
— Отчасти.
— Зачем так, Артем… Ой, забыла совсем! Я же Димке тамагочи купила! Натуральную! Не китайский ширпотреб. Японскую! Дорогущая, зато на много лет вперед! Он приедет — а у него есть!
— Тамого… чего-чего?
— Ну такое… виртуальное. Ну псина! Компьютерная. Рождается, растет, болеет, гадит по три кучи, еду требует. Почти настоящая. В Японии — повальное увлечение. Не знаешь? Совсем недавно…
— Видишь ли, Нат, совсем недавно я… не был в Японии. Не довелось. Не в Японии я был! — прободение таки случилось, на прощание. — Слушай, жена, а как насчет мужика виртуального? Не обзавелась пока?
— Насчет виртуального — не обзавелась! — отмстила Наталья каменным лицом. Или не отмстила, дала окончательно понять. — Все, Токмарев, все. Уходя уходи… Н-ну, прощай, псина! У-у-ути-пути! — э-э… это Архару, не Токмареву. А Токмареву: — Но позвонишь еще? Зайдешь?
— Как получится…
Получилось так, что он позвонил через неполные две минуты — в дверь. И зашел — на неполные две минуты. Чтобы только сообщить:
— Ничего-ничего! Жив! Все в порядке! Не волнуйся!
— Не кричи так, — по губам угадал, не по звуку. Не было звука.
— Я не кричу! Просто не слышу! Это пройдет! Не волнуйся!
— Не волнуюсь, — слабым эхом отозвалась Наталья. Бесстрастно. Тем не менее бледная, как лежалая наволочка. — Позвонишь еще? Зайдешь?
— Вряд ли! Может быть! Посмотрим! Позвоню! Или зайду! В общем, по ситуации!..
— Что мне говорить?
— Ничего!
— Но ведь будут спрашивать, Артем!
— Говори как есть, как было! Все, прости!..
А за те неполные две минуты между дверным хлопком тещиной квартиры и скачкообразного возврата к той же двери — было:
Токмарев вызвал лифт. Спускаться вниз — не подниматься вверх. Легко! Но почему не воспользоваться лифтом?! Тем более — девятый этаж. Тем более — ватная слабость в ногах как следствие бурно и разнообразно проведенной ночи. Тем более — в перспективе тот еще день (иначе, но не менее бурный и разнообразный).
— Архар! Арха-а-ар! Ц! Ц, сказал!
Архар категорически не пожелал входить в кабинку. Нет, и все! Тормозил всеми четырьмя лапами с риском задохнуться в петле натянутого струной поводка. Лучше задохнуться, чем туда! Д-дурашка полосатая-косматая… м-м… каштанка-стриженая! Лифт это, обычный лифт.
Или долговременное пребывание в сумке-«beskin» скатализировало приступ собачьей клаустрофобии: только-только из замкнутого пространства — и опять туда?! Фигушки!
Ладно, дурашка. Пошли ногами! Не щадишь хозяина, не щадишь…
Он нажал кнопку первого этажа, отдернул руку перед задвигающимися створками (мальчишье: а поглядим, кто первый успеет до низу — лифт? мы?) и запрыгал по ступеням. Архар мчался впереди, чуть не выворачивая Токмаревский плечевой сустав. Понятно, к дереву, к дереву!
И — взрыв!
Этажом выше. На уровне шестого.
Они как раз почти кубарем докатились до пятого.
И — взрыв!
В ли-ифте, в лифте ехать интересно! В лифте сокращаются… чего-то там… Жизнь, например.
Не поехал Артем в лифте.
Арха-арушка!
Не поехал…
Ножками-ножками! Прыг-скок, прыг-скок! Быстренько-скоренько. Вплоть до потери равновесия — ды-ды-ды, неустойчивое слаломирование на каблуках, высекающих искры, — из ступенчатого бетона и из глаз: щас ка-ак! ка-а-ак!..
Вз-з-зр-р-рыв!!!
По поводу письма, о котором упомянула Наталья, — годичной давности…
Конверт как конверт — стандартный. Штамп отправления — Москва. Без обратного адреса, если не считать таковым лукавое «Москва, проездом». Зато получатель указан с точностью до почтового индекса.
Кому: Токмареву А.Д.
А внутри — бумага. С грифом:
Текст лаконичный и корректный:
— Ничего-ничего, — успокоил Токмарев Наталью тогда.
Когда же это? После второй командировки. Верно! Третья — августовская. Четвертая, последняя, — декабрьская. А вторая тик в тик — апрельская.
Она вскрыла конверт сразу, за неделю до Токмаревского возвращения. Чужие письма читать — дурно, да! Но вдруг там что-то… важное?!