Клим с опаской сунул вилку в штепсельную розетку. Лампочка в холодильнике зажглась.
— Вот здорово, мама!
Вера Васильевна взъерошила Федины светлые волосы, подтолкнула его к столу.
— А ты, однако, мастер. Спасибо. Теперь монтера вызывать не надо.
— Теть Вера, может, ещё чего починить? Может, пробки барахлят или радио?
— Полно тебе. Садись чай пить, бери хлеб, колбасу. Да не стесняйся, ты сейчас это честно заработал.
Федя вздрогнул, а Вера Васильевна прикусила свою яркую губу. «Дура безмозглая!» — обругала она мысленно себя. Разливая по стаканам чай, быстро заговорила, стараясь рассеять неловкость.
— Да… Так на чем мы остановились? Про кого я вам начала, рассказывать?
— Про шофера, мама. Как его в прошлом году привезли к вам в больницу, на нервной почве. Он испугался, да?
— Нет, Климочка, не испугался. Он был очень смелый человек. С ним произошло нервное потрясение. Этого шофера вызвали с его пожарной лестницей на одно строительство. Там у сварщика лопнуло предохранительное приспособление на поясе, но он зацепился курткой за какой-то выступ и повис. Понимаете, ребята, высоко над землей!.. Ну вот, пожарные примчались, подняли свою лестницу — и, оказывается, она не достает, метра, что ли, не хватало. Тогда шофер взял деревянную лесенку — рабочие дали её, — полез наверх, приспособил как-то эту лесенку к пожарной и держал руками, пока пожарник снимал сварщика. Этот шофер не был верхолазом, его дело — управлять машиной. А тут он стоял на большой высоте на конце лестницы, она ещё раскачивается, — представляете? — и знал, что от него зависит жизнь двух людей. Какие нервы иметь надо!
Мальчики слушали с горящими глазами, напряженно; чай в стаканах остывал.
Федя вдруг спросил:
— А этот шофер, тетя Вера, такой худой, в синей фуражке, да?
— Ну, уж этого я не знаю.
В коридоре звякнул два раза колокольчик. Клим побежал открывать. Из прихожей донесся его четкий голос:
— Разрешите доложить, товарищ начальник форпоста, Федя находится под моей охраной. Происшествий никаких нет, только холодильник забарахлил, да мы его починили… Игорь, я на пустыре за лесным складом высмотрел одно место. Там крышки должны быть!
— Молодец! — сказал Игорь, входя в кухню. — Здравствуйте, Вера Васильевна. Здорово, Федя!
— Здравствуй, Игорек. Садись с нами чай пить.
— Спасибо, не могу. Я только на минутку — вот за ним.
Федя с готовностью встал, подтянул свой солдатский ремень, преданными глазами посмотрел на Игоря. Даже не спросил, куда и зачем идти.
Глава двенадцатая
ПАРАДОКС
— Что же мне — теперь совсем не сочинять стихи, что ли?
— Ну уж это твое дело, смотри сам.
— Послушай, Славка, будь я проклят! Вовсе не такое плохое это стихотворение: «Нас трое, но грудью одною мы дышим…» Помоги его поправить, а?
Славка сделал скучное лицо, зевнул. В помещение форпоста вошли девочки.
— А где Игорь? — спросила Лера.
Она уже успела переодеться; на ней были красные туфли, синее платье и шерстяная кофточка. Славка даже старался не смотреть в сторону Леры, такой она показалась ему красивой.
Нинка тоже разрядилась: надела плиссированную юбку, прицепила на косу бант. Под мышкой она держала какой-то пакет. Оттянув двумя пальцами кончик юбки, Нинка так и завертелась, чтобы показать, сколько на ней складок. Но Симка не обратил на это никакого внимания: у него было совсем другое в голове.
— Послушайте, девчата, воздействуйте на него! Пусть он поправит мое стихотворенье. Что тут такого? Каждый поэт имел своего редактора. Даже А. С. Пушкина редактировал В. А. Жуковский.
— Никогда он его не редактировал. Просто они соревновались. И, между прочим, В. А. восхищался стихами А. С., а я твоими при всем желании восхищаться не могу.
— Неправда! — вступилась Нинка. — Нечего тебе задаваться, профессор. У Симы есть абсолютно хорошие стихи.
— Какие же хорошие? Может, эти, например? Славка встал в позу и продекламировал, подвывая в конце каждой строки:
Симка шагнул к Славке, сжал кулаки, но Нинка взглядом усмирила его. Сама она нисколько не смутилась. Наоборот, ещё тряхнула бантом.
— Да, эти. А что же в них плохого?
— Действительно, почему бы тебе не помочь Симке? — спросила Лера. — Ведь ты же редактор школьной стенгазеты, Славик.
Славка сразу сдался.
— Хорошо, давайте попробуем. Только предупреждаю: это Симкино «одногрудое» стихотворение… — Он сосредоточенно погрыз ноготь большого пальца. — Ну, оно что-то вроде необратимого процесса: можно подправить, подчистить, заменить строчку, наконец, но сделать так, чтобы оно чувства добрые лирой пробуждало, — это невозможно. Это…
— Ладно, ближе к делу, — прервала Нинка. Славка пожал плечами.
— Пожалуйста. Берем первую строчку: «Нас трое, но грудью одною мы дышим». Почему трое? Нас же, много.