Форпост в степи

Отряд двинулся дальше. Ляля шла следом. Добравшись до шалаша, окружили его со всеми предосторожностями. Но внутри никого не оказалось. Атаман, Белов и досужий Мастрюков все осмотрели и обнаружили, что в шалаше кто–то жил. По всем признакам, один человек. Он жарил рыбу над костром, но, видимо, не ночевал. Атаман оставил четверых казаков в засаде, а с остальными пошел дальше. Ляля была не прочь, чтобы оставили ее: она сильно устала от быстрой ходьбы и от возни с раненым Архипом. Но Донской и слушать ее не хотел, и девушка пошла с отрядом.

Не застав цыгана в шалаше, атаман помрачнел. Глаза Донского горели охотничьим огнем. Он упорно искал следы и проклинал

все больше сгущающиеся сумерки. Белов, напротив, был спокоен и весел.

Наступила ночь. Скоро они заприметили отблески костра, мерцающие впереди.

— Там кто–то есть, — тихо сказал атаман. — Слышите?

Казаки ничего не слышали, но Мастрюков потянул носом и подтвердил:

— Дымком зараз тянет.

Атаман тихо распорядился: он и Матвей Гуляев подойдут к костру и выдадут себя за рыбаков. Казаки во главе с Беловым тихо окружат место. Если у костра разыскиваемый цыган, он может попытаться бежать и прыгнуть в реку. Казаки должны словить мерзавца даже в воде.

Атаман и Матвей передали казакам свои шашки, верхнюю одежду и пошагали к костру.

— О, да тута рыбку жарят!

У Донского был мирный, спокойный голос, без дрожи.

Казаки между тем тихо окружали место.

— Ты что, давно здесь? — поинтересовался Донской.

— Нет, пришел только, — ответил молодой мужской голос.

Ляля вздрогнула и сжалась. Она узнала голос Вайды и теперь искренне жалела цыгана, на которого надвигалась беда. Ляля решила, если Вайде будет что–то угрожать, она немедленно поспешит к нему на помощь.

Но в это время девушка услышала дикий рев и шум борьбы. Она кинулась вперед еле живая от страха и увидела два сцепившихся тела. Пыльные вихри взлетали вокруг мужчин.

Матвей Гуляев прыгнул на сцепившихся, пытаясь разобрать в темноте, кто из них Донской, а кто Вайда. Цыган по–звериному выл и тяжело сопел, короткие ругательства на цыганском срывались с его губ.

Гуляев получил сильный удар кулаком в челюсть, но из схватки не вышел. Казак лишь крепко выругался и вцепился в кудри цыгана, со всей силой вдавливая его голову в землю.

— Попался, сволочь! Сейчас посчитаемся! От меня не уйдешь! — хрипло выкрикивал атаман.

— Как есть вляпался, паскудник! — вторил Матвей, держа голову обессилевшего и задыхавшегося цыгана. — От сакмарских казачков никогда не уйдешь!

Остальные казаки подтянулись к костру. Гуляев ослабил хватку, и в тот же миг цыган изловчился и ударил его ногой в подбородок. Казак с криком отлетел, но голову Вайды не отпустил.

Казаки дружно навалились на цыгана, и минуту спустя он уже лежал у костра со связанными руками и ногами.

Атаман помог Гуляеву подняться и с уважением сказал:

— Молодец, Матюха! Держал себя как надо.

Ляля подошла к Вайде, присела и посмотрела в его глаза. При свете костра в них она увидела лютую ненависть и смертельную угрозу.

— Ты еще об этом пожалеешь, сука! — захрипел он.

— Ты что, думаешь так просто отделаться и живым остаться? — услышав угрожающие слова цыгана, подошел к нему Белов. — От виселицы тебе уже не отвертеться, пес цыганский. Да я сам разорву тебя на части только за то, что осмелился в казака стрелять!

— Ты что, очумел?! — взревел Вайда. — Я ни в кого не стрелял. У меня даже ружья–то нет!

— Молчать, душегубец! — все еще разъяренный атаман подошел к пленнику и пнул его в живот. — Кроме тебя, стрельнуть в спину Архипу было некому. Ничего, посидишь под арестом в крепости, и мы дознаемся обо всем, как и что здеся было!

— А–а–а, — заревел обреченно Вайда и посмотрел на девушку. — Ляля, скажи им, что не я это. Ты же знаешь все!

— Знаю, — мрачно сказала девушка. — Не прикидывайся. Я видела только тебя в лесу и никого больше.

— Видал, подлюга, — загоготал Мастрюков. — Даже цыганка — и та в твою святость не верит!

— Ну что, айда до дому, — распорядился атаман, вставая. — Бабы наши заждались, поди. Места себе не находят!

20

— Авдей, поглянь–ка на Луку. На нем прям лица нет! — мать подошла к сидевшему на чурбаке у бани сыну и потрепала его по голове. — Иль стряслось что?

— Я тоже гляжу, что неладное с ним творится. — Отец подошел и, закуривая самокрутку, присел напротив: — Тебе что, неможется, Лука? Я еще на круге углядел, что ты не такой какой–то?

Юноша насторожился, но не проронил ни слова.

— А где ты пропадал полдня? И чего с казаками в лес за Архипом не пошел?

— Я ж уже говорил, — раздраженно ответил Лука. — До круга в луга на Сивухе скакал, покос оглядел, как ты мне еще вечер велел.

— А кузнеца чего искать не пошел? — с лица отца спала маска радушия, и глаза его гневно сверкнули. — Вы ж с ним, почитай, не разлей вода были?

— Я не хочу говорить про Архипку, — не сдержавшись, грубо ответил Лука. — Он… он…

— Разлаялись, что ль? — спросила мать.

— Ну разлаялись, вам–то что? — вспылил юноша. — Никогда боле не талдычьте мне об нем!