Читаем Форпост в степи полностью

— В один из дней в доме князя Бибикова, в Москве, появилась новая горничная. — Флоран посмотрел на раскрасневшуюся Жаклин и продолжил: — Юная, живая, непосредственная и необычайно красивая. Ее отец, кажется, разорившийся пекарь, свел счеты с жизнью при помощи куска мыла и веревки. Так вот в горничных эта бойкая особа долго не засиделась. Обобрав князя до нитки, она бежала из Москвы с юным красавцем.

Флоран заговорчески подмигнул застывшей в кресле Жаклин и повернулся к Анжели:

— Но, видимо, красавец быстро утомил Анну, и вскоре его хладный труп был найден в Петербурге на берегу Невы с черными от яда внутренностями.

— И она понесла за это наказание? — спросил Анжели со скучающим видом.

— Увы, я спешу разочаровать вас, друг мой, — усмехнулся Флоран. — Этой кровавой девице удалось скрыться! И более того, она сумела покорить богатого, но недалекого графа, не вылезающего из своего имения, и благополучно подвести его под венец.

— А фамилию этого графа вы не знаете? — спросил с издевкой Анжели.

— Обижаешь, сударь мой, — покачал головой Флоран. — Его фамилия…

— Довольно, хватит! — воскликнула, вскакивая, Жаклин. — Мне неинтересно слушать ваши непристойности.

— Ну, друг мой Флоран, я слышал немало презабавных историй, в которых рассказывалось о коварных женщинах. К счастью, все они русские. Француженки на такие гадости не способны! А наша замечательная Жаклин вновь полюбила Францию и нашего короля, протянувшего ей когда–то руку помощи. Не так ли, прекрасная Жаклин?

Госпожа де Шаруэ с трудом сдерживала свое неутомимое желание вцепиться когтями в гнусные физиономии гостей и разорвать их.

— Не знаю, — хрипло ответила она, облизнув пересохшие губы.

— А я знаю, — грозно посмотрел на нее Флоран. — Мы спасли Анну от заслуженной петли. Мы дали ей все, что она сейчас имеет! И она должна твердо усвоить впредь, что за любезность надо отвечать любезностью. Его величество дал Анне новое имя и свое подданство, и она должна…

— Довольно! — взвизгнула Жаклин. — Идемте разгружать товар и убирайтесь к черту, месье французы.

Вместе они спустились на улицу.

— Где повозки? — тихо спросила госпожа де Шаруэ у Анжели.

— У твоего шляпного салона, — ответил он.

— Много привезли?

— Сто бочонков.

— Сто бочонков золота?!

От услышанного Жаклин едва не лишилась дара речи.

— Тс–с–с, — оглянувшись, цыкнул Флоран. — Не золота, а меди. Казаки и за медные деньги растрясут всю Россию, — беря под руку госпожу де Шаруэ, прошептал Анжели.

И они отошли от гостиницы.

* * *

Слуга француженки проводил хозяйку и ее гостей долгим внимательным взглядом. А когда их фигуры растаяли в поглотившей город темноте, спешно перебежал улицу и остановился под деревом в скверике у кабака. Не успел Нага коснуться рукой дерева, как возле него, словно из–под земли, вырос бродяга.

— Это я, Садык, — тихо сказал тот на кайсацком.

— Заткнись, ишак! — рыкнул Нага, хватая его за грудки. — Сколько раз предупреждал, чтобы не смели произносить моего имени даже во сне.

— Прости, — захрипел перетрусивший мужчина. — Я… я…

Нага отпустил его, брезгливо поморщился и вытер руки носовым

платком.

— Скажи всем, чтоб сидели и не высовывались.

— А как же французы? — прошептал озадаченно байгуш (разбойник). — Ты же сказал, что они привезут много денег?

— Деньги они привезли, только медные, — раздраженно ответил Нага. — Ждать еще надо.

— А что, нам и медные сгодятся, — загорелся байгуш. — Лишь бы их много было. А то люди роптать начинают!

— А ты им скажи, — лицо Наги перекосилось от злобы. — Скажи всем, пусть ждут и не высовываются. Хозяйка шкуру сдерет с любого, кто только ослушается!

Нага схватил байгуша за горло и сдавил его пальцами:

— Или ты забыл, как поступает госпожа с ослушниками?

— Нет, не забыл, — захрипел несчастный, вздрогнув от грозного предупреждения. — Всем скажу. Всем… Сам зарублю каждого, кто только помыслит ее ослушаться!

<p><strong>15</strong></p>

Вдоль стен тюремной камеры громоздились двухъярусные нары, сколоченные из крепких досок, застланные поверх слоя соломы тяжелыми грубошерстными одеялами. Надзиратель показал Ковшову на нижние нары слева.

— Над тобой будет спать Кирпичников, а Злобин тут, напротив, с Матвеем Беспаловым, оба они сейчас на допросе.

Вытянутый в длину прямоугольник, запах влажной земли и затхлости — склеп на десять гробов; вслух надзиратель этого, конечно же, не сказал.

— А кто, скажи на милость, здесь до меня томился?

— Того уже нет. Его уже в солдаты забрили. Так что устраивайся: я тебе скажу — такие удобства ты ни в одной другой тюрьме не найдешь. Погляди вот, даже подушка имеется. Правда, одна только. Но ничего, будете спать на ней по очереди!

— А кто здесь томился? — спросил Кирпичников, указав на отведенные ему нары.

— Тебе–то какая разница? Тоже, поди, уже на войне турецкой в окопе головушку сложил.

Надзиратель ушел, закрыв за собой дверь.

— Поди, и клопов здесь тьма тьмущая, — озадаченно почесал бороду Ковшов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза