Читаем Форпост в степи полностью

Оказывается, Мариула — потомственная ведунья. Ее мать разорвали в лесу волки, но она успела передать спасшейся на дереве дочке свою чудодейственную силу. Вот так всю свою жизнь она и помогает людям. Но больше всего нравилось Мариуле гадать на картах и собирать травы.

Постепенно их разговор перешел на Луку и Лялю. Вернее, на ожидавшую их судьбу.

— Меня шибко беспокоит Лука, — первым задел волнующую его тему кузнец.

Мариула подняла голову, посмотрела на него лучистыми молодыми глазами.

— И каким боком он тебя беспокоит?

— Любит он Лялю, а дома, должно быть, понимания в том не находит, — с горечью высказался Архип.

— Но она его не любит. Пустое все это!

— Что «пустое»? — не поняв, насторожился кузнец.

— Не быть им вместе никогда…

Не договорив, Мариула замолчала. По ее озабоченному лицу было видно, что ей неприятен этот разговор.

— Мариула, обскажи мне, что их ждет, — спросил Архип. — Люб мне Лука. Хочу вот, чтоб у него все хорошо было!

Ведунья изменилась в лице, а кузнец тут же пожалел о сказанном. Старуха молчала. Архип сожалел, что чем–то досадил Мариуле.

— Не взыщи, коли сболтнул что лишнее, — сказал он. — Пойду я, пожалуй, а то засиделся, гляжу.

Поклонившись, он шагнул к двери.

— Куда же ты идешь, голубь? Давай уж обговорим то, про что начали!

Кузнец остановился, повернулся, и такая боль была в его глазах, что Мариула ободряюще улыбнулась:

— Про Луку знаю все, но обсказать не могу. Жестокая судьби- нушка ожидат казака. Язык не поворачивается говорить сее.

— А Ляля? — спросил Архип, поймав себя на том, что участь девушки волнует его не меньше судьбы Луки.

— Ее судьбина тоже не из легких будет, — вздохнула Мариула. — Но она сама о том знат.

— Неужто все так плохо? — заволновался кузнец.

Прежде чем ответить, ведунья бросила настороженный взгляд на печь, за которой спала девушка, и перешла на шепот:

— Лука — человек темный, но покуда и сам об том не ведает. Уже скоро он…

Мариула замолчала, и Архип понял, что продолжения фразы ждать не следует.

— А как же Ляля? — скрипнув досадливо зубами, выдохнул он.

— Она тоже долго в девках не засидится. Мужа у нее никогда не будет. Но родится дочь!

— И кто девочкин отец? Уж не Лука ли?

— Не он, а ты!

Ответ прозвучал так неожиданно, что кузнец вздрогнул. Он посмотрел на опустившую глаза Мариулу, затем увидел стройную фигурку Ляли, которая, скрестив на груди руки, с вызовом смотрела на него.

— Ляля истину сказала, — подтвердила Мариула. — От тебя она дитя приживет!

— Да я ж… — Архип осекся и замолчал. Лицо его сморщилось, как от боли. Если бы прямо сейчас Ляля оседлала ступу и облетела на ней городок, кузнец был бы поражен меньше, чем после такого

известия. Он онемел, вспотел и почувствовал себя не сидящим на табурете, а пригвожденным к нему

— Дык я ж…

— Это вам обоим на роду написано, — подводя черту, сказала Мариула. — И что–то изменить или поправить не сможете ни она, ни ты!

<p><strong>8</strong></p>

Неделю спустя после описанных событий к дочке, сидевшей на скамейке у дома, подошла Анисья.

— Дорогая моя доченька, — оказала она, погладив голову грустной Авдотьи, — выслушай меня. Мне надо б поговорить с тобой, и поговорить очень душевно. Ты добра и послушна и, я надеюсь, покоришься родительской воле.

— Говорите, мама, — ответила тихо девушка, разглаживая складки своего платья.

Анисья продолжила:

— Отец сказывал, что Барсуковы тебя засватать хотят.

— Знаю я об этом, — пряча лицо, сказала Авдотья.

Анисья замолчала. Девушка вдруг разразилась рыданиями. Словно не обратив на это внимания, мать продолжила:

— Заневестилась ты, доченька. Видать, срок твой бабий подошел.

— Страшно мне, мама, — Авдотья продолжала рыдать.

Анисья крепко обняла старшую дочь. Смуглая, с вьющимися

русыми волосами, большими голубыми глазами, Авдотья была необыкновенно красива. Девушка была веселой и общительной, к тому же работящей, пела грустные казачьи песни так, что волновалось сердце, а танцевала…

— Доченька, как ты похожа на меня в молодости! Может, поэтому и потянулся к тебе Лука–то.

— Да, мама. Хорош он и добр. Только вот чует сердце, что не на радость, а на горе его ко мне Господь посылает!

— Почему мыслишь эдак непотребно? — удивилась Анисья. — Ежели не любишь, так полюбишь.

— Никогда! — простонала девушка.

— Что «никогда»? — удивилась мать.

— Никогда не полюблю. Потому что уже люблю его!

— Вот и ладненько. — Анисья прижала дочь к своей груди. — А казак он видный опосля будет. Хваткий, красивый. Такой своего не упустит!

— Что ты от меня хочешь, мама? — Девушка широко открыла глаза.

— Чтоб ты смирилась с волей родительской, ежели не согласная с чем, — поспешила с ответом Анисья. — Сватов бы не обидеть, чтоб перед народом не осрамиться.

— В толк не возьму?

— Знай, что ты должна выйти за Луку Барсукова и вести себя на сватовстве должным образом.

С поникшей головой, тяжело дыша и не говоря ни слова, Авдотья сидела, прижавшись к матери.

— Ну, так что отцу–то передать, доченька?

— Передай, что согласная я подчиниться воле вашей. Но замуж за Луку не хочу!

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза