Форпост. Найди и убей

Маленькая команда разведчиков за пару дней шустро сбегала до «парковки» и обратно. Парней не было и там. Димка-таксист и Юрка-студент исчезли бесследно.

Артём, как человек, поднаторевший в искусстве убеждать, уверенно дожимал своего визави. Глава сельской администрации из глухого степного района Крыма, то краснел, то бледнел, при этом невероятно потея. Деньги сами текли в руки, но вывести из сельхозоборота пятнадцать соток, и оформить их как дачу было страшновато. Прокурор района был человек серьёзный.

– Да возьмите любой другой участок! Господин хороший!

Артём покосился на стоящего вдали отца. Иван Сергеевич, рассеяно крутя в руках старый компас, стоял посреди поля и глядел на далёкий обелиск.

– Значит так. Прокурора я возьму на себя. Оформляй бумаги. Ещё пять процентов я тебе, так и быть, накину за беспокойство.

– А…

– И всё!

– Папа, ты уверен в том, что делаешь?

Глава 4. В которой Иван думает тяжкую думу и начинает свой путь в олигархи.

– Володя, бросай ты это дело. Надо поговорить. – Маляренко довольно потянулся. – Тепло, хорошо. Настоящая весна пришла! Травка зеленеет, солнышко журчит… или блестит?

Романов, затеявший в связи со своим новым «старым» семейным положением строительство отдельного домика, с облегчением бросил месить глину и направился в «кабинет» вождя. Вождь выволок из-под навеса столовой одно кресло и, поставив его на солнышке, загорал. Грязный, словно чушка, Володя подошёл и со стоном повалился прямо на землю.

– Что? Трындеть – не мешки ворочать?

– Да. Что-то я того… погорячился. – Бывший банкир огорчённо разглядывал мозоли на своих ладонях. – Пока на один блок намесишь, пока отформуешь. Эдак я два года на дом кирпичи делать буду.

– Угу. Не забывай, что Серый тебе ещё и другие дела найдёт. Работу на общину никто не отменял. Ты у нас уже сколько? Почти четыре месяца, да? А к памятнику мы так и сходили.

Романов поражённо воззрился на вождя. Причудливые ходы его шахматной мысли порой ставили Володю в тупик.

– Удивил, Иван Андреевич. Чего это ты об этом вспомнил? Или, – Володя ухмыльнулся, – проверить решил, не обманул ли?

Маляренко шутливый тон не поддержал, молча разглядывая сидящего перед ним парня. Под неожиданно тяжёлым и пристальным взглядом вождя Романов вдруг почувствовал себя очень неуютно. Поперхнувшись недосказанной шуткой, он согнал улыбку с лица и торопливо кивнул.

– Когда выходим?

– Иди, работай. Там видно будет. – Иван смотрел на удалявшегося Романова и решал, что с ним делать. С одной стороны – мужик то неплохой, умный. А с другой стороны – руками до сих пор только ложку держать и может. Ну ещё морды бить. Хорошо хоть Машку свою приструнил, а то, сука, совсем вразнос пошла. За несколько месяцев, проведённых в посёлке, она немного отъелась, округлилась и привела себя в порядок и при этом умудрилась рассорить почти все сложившиеся пары и заставила переругаться между собой всех баб. Иван зажмурился. Талант! Талантище! Эту Машку надо было к врагу в тыл забрасывать – Третий Рейх рухнул бы в одночасье. Бабы пытались устроить разборки, но секретарша и тут всех удивила – дралась она не хуже своего бывшего босса, так что студентки покинули поле боя несолоно хлебавши и еще долго потом радовали окружающих лиловыми фонарями. После этого вождь в категоричной форме приказал Романову «объездить» свою бывшую подчинённую. Володя прикинул хрен к носу, сравнил совершенно запустившую себя Светку с Машкой и принялся «объезжать». Укрощение строптивой продолжалось неделю и завершилось полным успехом. Как он это сделал, Иван знать не желал, но звонкие звуки пощёчин и глухие – ударов, говорили сами за себя. Да и ходила Маша потом целый месяц скособочившись и вся сплошь разрисованная синяками. Зато моральный климат в посёлке разом оздоровился. По крайней мере женщины вновь стали между собой разговаривать, а Мария стала тихой, незаметной и очень вежливой. Через какое-то время, за общим ужином, Романов публично объявил всем, что берёт её в жёны совершенно официально и на полном серьёзе попросил у Маляренко благословения и «штамп в паспорт». Вождь тогда неслабо подавился, но нашёл в себе силы и, судорожно проглотив кусок, объявил их мужем и женой. Женщины от умиления даже всплакнули, а Маша с тех пор стала просто шёлковой.

Вождь ещё разок посмотрел на копошащегося в куче глины Романова и вздохнул. «Отселить бы их. А куда? Сдохнут ведь. Да и нужен он мне. А я ему».