Наутро, едва переставляющий ноги Иван, получил неслабую выволочку от Звонарёва. Деликатно не заметив прошмыгнувшую в палатку Алину, он тормознул Ваню и отвёл его к столовой. Там уже сидели хмурый Николай и Димка, который больше всего смахивал на нашкодившего щенка. Вождь молчал, согласно кивая Звонарёву, который чрезвычайно изобретательно и выразительно донёс до сознания двух «самоходов» кто они есть такие, и что он лично и вождь в особенности, с ними сделают, если хоть ещё раз… Воспитательная работа затянулась и Маляренко это надоело. Он прищурился и, хлопнув по столу так, как это делал покойный дядя Паша, остановил прораба.
– За заботу спасибо. Что переживал за нас – ценю. За то, что ночь не спал, разыскивая нас – прости. – Иван поднялся и, как и в их первую встречу, навис над бригадиром. – Ты, Серый, вон – молодёжь воспитывай. Я своим умом проживу. Ясно?
Звонарёв вспомнил, с кем имеет дело, опешил и уже негромко пробормотал извинения. Вождь ухмыльнулся:
– Съел, Геннадьич? Бери молодого – пусть за двоих отрабатывает. С Иваном я сам поговорю.
Димка обречённо поглядел на начальника и понуро поплёлся за вновь разоравшимся Звонарёвым. Подождав, пока они отойдут, Николай расхохотался.
– Ну ты зверь! Прям как студент в колхозе. Каждую ночь – в полях. – Вождь снова ухмыльнулся. – Я вам угол в коммуналке выделил. Пойдём – покажу. И Алину позови. Так чета Маляренко обзавелась жильём.
Как разместить в четырёх углах дома пять пар да трёх одиночек Николай не знал, а потому поступил совсем просто – лучший угол, подальше от двери и поближе к печке и к окну, он оставил для себя. Место попроще досталось Звонарёвым, а угол у второго окна – Маляренко. Четвёртый угол, возле двери, достался Диме со Светланой. Да и то – только потому, что Светка была лучшей и единственной подругой жены вождя. Как едко заметила Ольга – в посёлке махровым цветом расцвело кумовство.
Получив «ордера на вселение» женщины дружно начали наводить в необжитом доме чистоту и порядок. На пол были постелены грубо сплетённые травяные циновки, а сенные матрацы отгородили невысокими ширмами из плетёнки и тряпок. Получалась эдакая иллюзия уединения.
Первую ночь в новом доме Ваня запомнил надолго – сначала все жильцы долго сидели вечером у костра, не решаясь пойти спать, хотя остальные жители посёлка уже расползлись по палаткам и шалашам. Потом, когда уже совершенно стемнело, отчего-то сильно смущаясь, всей гурьбой потопали по местам. За почти три месяца жизни на свежем воздухе Иван привык к постоянному шуму ветра, шелесту листьев и скрипу цикад. Здесь же всё это природное великолепие заменял храп вождя, приглушённый писк Светы и шумно пускаемые газы из угла Звонарёвых. Для полноты картины не хватало капающей из крана воды и жестяного тиканья будильника. Прошёл час, потом второй. Сна не было ни в одном глазу.
– Ваня. – Шёпот любимой был едва слышен. – Ты тоже не спишь?
– Не-а. – Маляренко сел. Было душно. Из района двери зазвучала новая серия тихих писков Светки. – Завтра же обратно в палатку переезжаем! А здесь нехай бабы живут!
В почти полной темноте Алины не было видно, зато было прекрасно слышно, как она хихикнула и тихо-тихо выдохнула.
– Ура!
Глава 7. Предательство, предательство и ещё раз предательство.
«Люби себя, чихай на всех И в жизни ждёт тебя успех». Советский мультфильм
– Ну что там опять? – Романов раздражённо поморщился – вылезать на солнце из уютного шалаша совершенно не хотелось, но крики бомжей, поначалу неуверенные и негромкие, превратились в общий многоголосый вопль. Это было уже серьёзно. Выпихнув ногами на «улицу» совершенно голую Машку, босс, поспешно натянув трусы и схватив дубинку, выбрался следом. Лагерь был пуст – все, и «бомжи» и «ассистенты», безумно вопя и размахивая руками, галопом неслись вглубь пустыни. А там…
Владимир невольно протёр глаза – на горизонте, уже удаляясь от их лагеря, вовсю пылила автомашина. Романов сам не заметил, как заорал изо всех сил, а рядом, позабыв о том, что она совсем голая, счастливо визжа, прыгала секретарша.
Глядя на разочарованные лица возвращающихся в лагерь людей, Романов улыбался – что с ним будет дальше и выживет ли он вообще, Володя не знал. Но следующий шаг ему был абсолютно ясен – бессмысленное сидение на берегу закончилось.
Из лагеря, собрав все нехитрые пожитки, вышло всего четырнадцать человек – двоих, ослабевших настолько, что они не смогли идти, оставили в лагере. Романов не стал утешать бедолаг, рассказывая сказки про спасателей, которых он пришлёт. Всем было ясно, что жить им до первых сумерек. В последний раз оглянувшись на море, босс уверенно зашагал в пустыню. Впереди, подгоняемые братьями, тащили бак с водой «бомжи». Из-за краешка земли показалось солнце. Начинался новый день.