Форпост

Мацек пошел бороздой, понукая лошадей, а Слимак сидел на косогоре и смотрел. Он сидел, облокотившись на колено, подперев голову рукой так, что шляпа у него съехала на затылок, и, потихоньку попыхивая трубкой - пф-пф, смотрел...

Шагов за триста от него, среди поля, на противоположном берегу реки немцы разбили лагерь. Слимак все курил свою трубку, стараясь не упустить ни одного их движения.

Немцы уже выстроили квадратом фургоны, образовавшие как бы загон для лошадей и скотины; вокруг него суетились люди. Один тащил переносную кормушку на четырех ножках и ставил ее коровам, другой насыпал зерно из мешка, третий с ведрами шел за водой на реку. Женщины доставали из фургонов железные котелки и кулечки с бобами, дети гурьбой бежали в овраг собирать хворост.

- Ну, и наплодили они ребят! - заметил Слимак. - У нас во всей деревне столько на наберется.

- Словно вшей, - поддакнул Мацек.

Мужик все курил свою трубку и не мог надивиться. Колдовство это, что ли?.. Вчера еще в поле было пусто и тихо, а нынче - чисто ярмарка! Люди на реке, люди в оврагах, люди на нивах. Рубят кустарник, несут вязанки хвороста, разводят костры, кормят и поят скотину. Один немец уже открыл лавку на возу и, видно, бойко торгует: женщины толпой обступили его и тянутся - кто за солью, кто за уксусом, кто за сахаром. Уже молодухи-немки укрепили зыбки на кольях и одной рукой мешают в котле суп, а другой качают люльку. Нашелся тут и коновал, - вот он осматривает зашибленную ногу у лошаденки, а цирюльник уже бреет старого немца на подножке фургона. В поле шум, суета, кипит работа, а в небе все выше поднимается солнце.

Слимак повернулся к Овчажу.

- Смекаешь, Мацек, как они ловко работают? От нас, стало быть, от хаты, до оврагов поближе, чем от них, а мы за хворостом ходим полдня. А эти, шут их знает, раз-раз и уже обернулись...

- Ого-го!.. - ответил Мацек, чувствуя, что это камешек в его огород.

- Да ты погляди, - продолжал Слимак, - как они всей деревней работают. Бывает, и у нас выходят всем миром, но всякий ковыряется сам по себе да норовит почаще отдохнуть, а то и другим помешать. А эти так и вьются, как черти, точно один погоняет другого. Тут ты хоть с ног будешь валиться, а не станешь лодырничать, когда один сует тебе в руки работу, а другой уже стоит над душой и дожидается, чтобы ты скорее кончал. Ну, ты погляди да скажи сам.

Он передал Овчажу недокуренную трубку и в раздумье вернулся домой.

- Верткий народ - эти швабы, - бормотал он, - да и толковый...

Его зоркий глаз за полчаса открыл два секрета современного труда: быстроту и организованность.

Около полудня из лагеря пришли два колониста и стали просить Слимака продать им масла, картофеля и сена. Масло и картофель он продал им, не торгуясь, но сено дать отказался.

- Ну, хоть возок соломы, - просил один из колонистов на ломаном языке.

- Нет, ни соломинки не дам, у самого нету, - отвечал Слимак.

Колонист в гневе швырнул шапку оземь.

- А, старый шорт этот Хаммер! - крикнул он. - Какой огоршение он нам устраиваль!.. Говориль, старый шорт, што ми тут найдем много овин, и амбар, и сено, и все найдем, а ми ничего не нашоль... В имении сена нет, а во флигель усиживают еврейские шинкарники и повторяйт: "Ми отсюда не будем уходиль!"

Когда колонисты с мешками картошки на спине выходили из ворот в сопровождении всего семейства Слимака, на дороге показалась бричка и в ней двое давно знакомых немцев: старик и бородатый. Это были Хаммеры. Колонисты, бросив мешки, с криком остановили бричку.

О чем они говорили, Слимак не понимал. Но он видел, что колонисты очень рассержены и показывают руками то на его хату, то на усадебные постройки. Один раз они даже повернулись к нему, говоря по-польски:

- Самий глюпий знает, што шеловек может спать очень плохо, но животный это не может и не выдержит в поле в холодний ночь!.. С такой порядок пройдет один год и все будут брать шерти...

Потом они снова кричали по-немецки поочередно - то один, то другой, как будто даже в вспышках гнева сохраняя организованность и порядок.

Зато оба Хаммера были совершенно спокойны. Терпеливо и внимательно слушали они брань колонистов, лишь изредка вставляя словечко в ответ. А когда колонисты устали кричать, слово взял младший Хаммер. Его краткая речь, видимо, успокоила их гнев: они пожали руку отцу и сыну, вскинули на спину картофель и с прояснившимися лицами отправились в лагерь.

- Как поживаете, хозяин? - крикнул из брички старый Хаммер. - Ну что, сторгуемся?

- Не.

- Зачем вы к нему пристаете? - с раздражением перебил его сын. - Он еще сам к нам придет.

- Не, - повторил Слимак, прибавив вполголоса: - Ну, и взъелись на меня, прохвосты!..

Бричка покатила дальше, Слимак поглядел ей вслед, подумал и наконец сказал, обращаясь к жене:

- Вот народ - эти швабы!.. Хаммеры - те, видать, господа, а эти, что картошку у нас брали, мужики, а ведь друг дружке руку подают, запанибрата. У нас, если кто поссорится, не станет и слушать другого, а эти прохвосты хоть и сердятся, а друг дружку выслушают, столкуются, все у них и уладится.