Жоржик, передернувшись от отвращения, подчинился команде. Коряга и Федор последовали за ним.
— Все трое — на выход к хозблоку, — распорядился полковник. — Потрудитесь на благо внутренних войск.
— Больные мы, — прохрипел Жоржик.
— Труд оздоравливает, — буркнул «кум».
Препираться с начальством в данной ситуации означало поставить на кон предстоящую операцию с контрабандой, а потому вор угрюмо, но согласно кивнул.
Прошли решетчатые двери пропускного пункта, где их ожидал заспанный, снятый из отдыхающей смены солдатик — долговязый, в роговых очках и в огромных сапогах не по размеру, волочащихся за ним, как арестантские гири.
— Сколько там этой гребаной фанеры? — проворчал Коряга.
— Управимся, — злобно обронил Жоржик.
Собственно, управляться с погрузкой массивных листов он предоставил сотоварищам, присев на верстак внутри складского помещения и принявшись чистить ногти обнаруженной под рукой щепочкой.
Когда десятый лист запыленной фанеры канул в кузов грузовичка, приписанного к автохозяйству конвойной роты, упревший от трудов Коряга, укорил бездеятельного вора в отсутствии солидарности:
— Подсоби хотя бы в кузов эту бодягу затаскивать… Не обернемся такими темпами…
Жоржик, даже не удосужась взглянуть в его сторону, процедил:
— За фраера меня не держи… Паши, негр. А не обернешься — за подогрев, братве недоставленный, — сам знаешь, как спросится…
— Ну, ты и сука… — сплюнул ему под ноги Коряга.
Вор соскочил с верстака. Лицо его подергивалось в нервном тике, глаза горели яростью. В распахнутой на груди спецовке синела картинная галерея с церковными куполами, русалками, кинжалами и черепами, застившими всю его доступную наблюдению впалую грудь.
— Ты кого, падла, назвал «сукой»? — на выдохе произнес он. — Ты понял, как тебе придется ответить за базар, дерьма кусок? Меня, законника…
— Прекратить собачиться! — визгливо вскрикнул конвойный, вздергивая автомат стволом к потолку, посылая патрон в патронник и машинально отступая назад.
Федор зачарованно смотрел, как неловко попятились тяжелые сапоги, упершись голенищами в какой-то ящик, спина солдата по инерции качнулась назад и, взмахнув руками, он плашмя завалился на пол, выдохнув к потолку обреченную матерщину.
Далее ему запомнилась быстрая и сметливая искра, мелькнувшая в глазах Коряги, тут же подскочившего к лежавшему на полу конвойному, шмяки вязких ударов кулаком в лицо оплошавшего стража, а затем Коряга, держа в руке автомат, обернулся к остолбеневшему Жоржику, коротко вопросив его:
— Ну, идешь на выход?
— Ты чего… — забормотал тот, вмиг утратив всякое высокомерие и гонор. — Мне всего полгода… И как без сходки…
— Ну, тогда — «пока!», обеспечу тебе алиби, — понятливо кивнул Коряга.
Автомат совершил короткое сальто, и тыльное овальное железо его приклада жестко впаялось Жоржику в лоб. Глаза вора превратились в изумленные блюдца, колени подломились и, не издав ни звука, тот мягко, как мешок с ватой, пал головой к сапогам солдата, воздетых к верху тупыми, как у валенок, мысами.
— Ничего не спрашивай и не ной, — сказал Коряга Федору. — Просто отваливаем, и все! Объяснения — по ходу…
А Федор и не собирался ни спрашивать, ни ныть. Еще тогда, когда в глазах Коряги мелькнули эти отчаянные огоньки, он уже понял, что все, должное случиться через мгновения — уготованная ему судьба, и сопротивляться ей невозможно и не должно, ибо рок не только преследовал его, но и вел туда, куда было предписано. К тому неизвестному, что лежало далеко-далеко, но было обязано состояться в соответствии с высшим замыслом, противоречить которому было вздорно и напрасно.
Водитель грузовика — полный низкорослый солдатик, увидев вышедших из хозблока зеков с автоматом, сначала присел испуганно, как на физзарядке, затем подпрыгнул на месте и, крутнувшись юлой, бросился, петляя, в сторону подсобных бараков, даже не думая призывать кого-либо на помощь. На бегу он утратил пилотку и подошву от сапога.
— Ну, поехали, — сказал Коряга Федору, неторопливо заводя машину. — Сразу хочу объяснить: теперь, если нас повяжут, тебе накинут годика два. Невесело, но в зоне с побегом в биографии ты переизберешься в другой чин. И лучше с довеском этой двушки тянуть в авторитете, нежели без нее, но на горбатой шконке. К тому же, я не допущу прошлых наших ошибок, и шансы свинтить с концами у нас теперь есть.
— Ничего не говори, — отозвался Федор. — Что будет, то будет, я уже понял… Надеюсь, ты не убил того солдата…
— Да кого и когда я хотел убивать?! — воскликнул Коряга. — Разве — только ублюдка Руслана, но и ему заправили обратно в целости все кишки и даже отправили на дембель, хотя на благодарность от него, конечно же, не рассчитываю… Гляди, какой горизонт, Федя! Лазурь! Это — цвет свободы, проникнись…
— Куда мы едем?