Форпост

Раньше, когда жизнь шла спокойно, родители, вероятно, обратили бы внимание на частые отлучки Ендрека, но сейчас они были поглощены другим. С каждым днем они все больше убеждались, что сена у них мало, а коров много… Никто не высказывал своих мыслей вслух, но все в доме только об этом и думали. Думала хозяйка, видя в подойнике все меньше и меньше молока; думала Магда и, чуя недоброе, ласкала своих любимиц; думал и Овчаж, отрывая у своих лошадок охапку сена, чтобы подкинуть ее коровам. Но больше всех, должно быть, думал Слимак: он подолгу простаивал возле закута и вздыхал.

Так надвигалась беда среди общего молчания, которое ненароком нарушил сам Слимак. Однажды ночью он вдруг вскочил и уселся на постели.

— Что ты, Юзек?.. — спросила его жена.

— Ох!.. Приснилось мне, что у нас совсем нету сена и вся скотина передохла.

— Во имя отца и сына… Типун тебе на язык!..

— Нет, не хватит нам сена на пять голов, ничего не поделаешь, — сказал мужик. — Я и так и сяк прикидываю все понапрасну.

— Что же ты будешь делать?

— Кто его знает?

— А может…

— Придется одну продать, — докончил мужик.

Слово было сказано. Дня через два Слимак зайдя в корчму за водкой, намекнул Иоселю насчет коровы; и уже в понедельник к нему явились два мясника из местечка.

Слимакова — та и говорить с ними не захотела, а Магда расплакалась. Пришлось выйти во двор Слимаку.

— Ну, как, хозяин? — начал один из мясников. — Вы хотите продать корову?

— Да кто его знает…

— Это которая? Покажите-ка.

Слимак молчал; тогда отозвался Овчаж:

— Уж ежели продавать, так Лысую…

— Приведите ее, — настаивал мясник.

Мацек пошел в закут и через минуту привел злосчастную корову. Она, казалось, была удивлена, что ее вывели во двор в необычное время.

Мясники осмотрели Лысую и, посовещавшись о чем-то, спросили цену.

— Кто ее знает… — отвечал Слимак.

— Чего тут много толковать? Сами видите, корова старая. Пятнадцать рублей дадим.

Слимак снова умолк, и снова его выручил Овчаж, начав торговаться с мясниками. Евреи божились, тянули и дергали корову во все стороны и, наконец, перессорившись друг с другом, дали восемнадцать рублей. Один накинул веревку на рога, другой хватил ее палкой по спине — и в путь…

Корова, видимо, почуяла кровавую развязку и не хотела двинуться с места. Сначала она повернула к закуту, но мясники потащили ее к воротам; тогда она заревела так жалостно, что Овчаж побледнел, и, наконец, уперлась всеми четырьмя ногами в землю, с тоскою глядя на хозяина выкатившимися от ужаса глазами.

Из хаты донесся плач Магды, хозяйка не решилась даже выглянуть во двор, а Слимаку при виде задыхающейся, загнанной коровы чудилось, будто она шепчет:

«Хозяин, хозяин, гляньте-ка, что со мной делают эти евреи… Уводят меня отсюда, на убой гонят!.. Шесть лет я у вас прожила, и все, что вы хотели, делала вам на совесть. Так теперь вы вступитесь за меня, спасите от погибели!.. Хозяин… Хозяин!..»

Слимак молчал. Поняв, что ее ничто не спасет, корова в последний раз оглянулась на свой закут и побрела за ворота.

Когда она, шлепая по грязи, поплелась по дороге к местечку, за ней потащился и Слимак. Он шел в отдалении, сжимая в кулаке деньги, и думал:

«Стал бы я тебя продавать, кормилица ты наша, благодетельница, кабы не боялся пущей беды?.. Не я виноват в твоей погибели. Господь бог прогневался на нас и одного за другим посылает на смерть».

Время от времени корова, словно не веря самой себе, оглядывалась назад, на свой двор. И Слимак снова шел за ней следом, все еще колеблясь в душе: не отдать ли евреям деньги и не забрать ли скотину? Он спас бы ее, даже доплатил бы, если бы в эту минуту кто-нибудь предложил ему сена на зиму.

На мосту мужик остановился и, опершись на перила, тупо уставился на воду. Ох, неладно что-то у него на хуторе!.. Работы нет, хлеб никто не покупает, летом умер его сын, осенью погибает скотина; что-то принесет зима?

И снова в голове у него промелькнуло:

«Сейчас еще можно воротить беднягу!.. К вечеру уже будет поздно».

Вдруг позади себя он услышал голос старика Хаммера:

— Вы не к нам идете, хозяин?

— Пошел бы я к вам, — сказал Слимак, — кабы вы продали мне сена.

— Тут сено не поможет, — проговорил старик, не вынимая трубки изо рта, — все равно мужику не устоять против колонистов. Продайте мне свою землю: и вам будет лучше и мне…

— Не.

— По сто рублей дам за морг!..

Слимак руками развел от удивления и, покачав головой, сказал: