Форпост

Немцы угостили его в лагере отличной водкой, настоенной на можжевельнике, и копченой грудинкой, а Фридрих Хаммер сообщил, что, по его соображениям, к их лошадям подкрадывались двое людей из имения, которые остались без работы: конюх Куба Сукенник и буфетный мальчик Ясек Рогач.

— Оба они сидели, — заметил урядник, — за кражу дверных ручек и печных заслонок. Но были выпущены за отсутствием улик… А кто тут из вас в них стрелял? — прибавил он строго. — Имеется ли у вас разрешение на оружие?

Увидев, что дело принимает щекотливый оборот, Хаммер отвел урядника в сторонку и представил ему столь убедительные объяснения, что тот, вполне удовлетворившись ими, сразу уехал. Он только посоветовал бдительнее охранять лошадей и еще раз повторил, чтобы колонисты, не имеющие разрешения, не держали оружия.

— А что, скоро вы дом построите? — спросил урядник, уезжая.

— Да, через месяц, думаю, ферма будет готова, — ответил Хаммер.

— Очень хорошо!.. Отлично!.. Тогда вспрыснем.

Из лагеря урядник отправился в имение; при виде его веснушчатый представитель Гиршгольда так обрадовался, что тут же выставил бутылку крымского вина. Однако на вопросы, касающиеся кражи, не смог ничего ответить.

— Ой, пан, — сказал еврей, — я, как услыхал, что стреляют, сейчас же схватил в одну руку один револьвер, в другую — другой и всю ночь не смыкал глаз: все боялся, что на меня нападут.

— А разрешение на револьвер у вас имеется?

— А как же? Конечно, имеется…

— На оба?

— Второй испорчен. Я ношу его только так, для виду.

— Сколько рабочих у вас в настоящее время?

— Тех, что возятся у нас в лесу?.. Иной раз бывает до ста и больше, иной раз человек восемьдесят. Как придется.

— Паспорта у всех в порядке?

Уполномоченный немедленно дал ему исчерпывающие объяснения относительно паспортов, после чего урядник стал прощаться. Усаживаясь в бричку, он сказал:

— Смотрите, пан, теперь берегитесь: раз уж завелись воры в деревне, они никого не пропустят. Ну, а в случае чего — первым делом сообщите мне.

Последние его слова так испугали уполномоченного, что с этого времени он стал на ночь брать к себе во флигель двух служащих, которые до сих пор ночевали в доме.

На обратном пути из имения урядник повернул кобылку к хате Слимака. Хозяйка как раз насыпала крупу в горшок, когда в дверях показалась его тучная фигура.

— Слава Иисусу Христу, — сказал он. — Ну, что у вас слышно?

— Во веки веков, — ответила Слимакова, — да так, ничего.

Урядник посмотрел по сторонам.

— Хозяин ваш дома? — спросил он.

— А куда ему деваться? Ендрек, сбегай-ка за отцом.

— Отличная крупа. Сами драли?

— А как же.

— Насыпьте-ка с гарнец в мешочек; я, как буду в другой раз, заплачу.

— А мешочек, пан, есть у вас?

— Есть там, в бричке. Может, заодно и курочку продадите?

— Можно.

— Так выберите какую-нибудь помоложе и положите туда же под козлы. Что, хозяин, не слыхали, кто это хотел у немцев лошадей украсть? — спросил урядник.

— А я почем знаю? — ответил Слимак, пожимая плечами. — Ночью я слыхал, как два раза выстрелили, а на другой день рассказывали, будто кто-то подбирался к их лошадям. А уж кто — не знаю.

— В деревне говорят, что Куба Сукенник и Ясек Рогач.

— Чего не знаю, того не знаю. Слыхал я, что они ищут работу, да найти не могут, потому что сидели за кражу.

— Водочки у вас не найдется? Пылища так и дерет глотку…

Слимак подал водку и хлеб с сыром. Урядник выпил, немного отдохнул и собрался уезжать.

— Вы тут, на выселках, остерегайтесь, — сказал он на прощание, — а не то либо вас обворуют, либо самих же посадят за воровство.

— До сих пор господь миловал, — ответил Слимак. — И у нас ничего не воровали, да и мы никого не трогали; так оно, верно, и дальше будет.

Урядник направился к Иоселю. Шинкарь принял его с восторгом, велел отвести кобылку в конюшню, а гостя пригласил в самую лучшую комнату, похваляясь тем, что все свидетельства у него в полном порядке.

— А вывески, как оно полагается, над воротами нет, — заметил гость.

— Сейчас будет, если пан урядник велит. Сейчас будет! — ответил шинкарь, стараясь усиленной вежливостью прикрыть внутреннее беспокойство.

За бутылкой портера урядник упомянул о нападении на лагерь.

— Тоже нападение! — насмешливо сказал Иосель. — Немцы постреляли для устрашения, а люди уже болтают, что на колонистов напала целая шайка. У нас ведь ничего такого никогда не случалось.

Вытерев платком усы и румяное лицо, урядник сказал:

— Шайка шайкой, а своим чередом то, что Куба Сукенник и Ясек Рогач вертелись возле лошадей.

Иосель поморщился и прищурил глаза.

— Как они могли вертеться, — ответил он, — когда в эту ночь они ночевали у меня.

— У вас ночевали? — переспросил урядник.

— У меня, — небрежно проронил Иосель. — Ожеховский и Гжиб сами видели, что уже с вечера оба они были пьяны, как скоты. И что им делать, — прибавил он, подумав, — как не пить? Если нет у мужика постоянной работы, все, что он заработает за день, к ночи он обязательно пропивает.

— Среди ночи они свободно могли удрать от вас, — заметил урядник.

— Может, и удрали. Хотя ночью конюшня у меня всегда бывает заперта, а ключ находится у мишуреса[9].