- Вчера переборщил, - покаянно объяснил сослуживцу. – А если без опохмела в дорогу, это – настоящая смерть выйдет, деваться тут некуда…
Во дворе службистов уже поджидала оставленная Кирьяном овчарка Джулия, дисциплинированно сидевшая у калитки.
Тронулись в долгий путь. Пройдя километра три, старшина, изрядно упревший, остановился и, расстелив плащ, присел отдохнуть. Задумчиво глядя в пасмурное небо, вынул пробку из заветного сосуда и, совершив долгий глоток, рассудил мечтательно:
- Доберемся, положим, к вечеру… Да и куда спешить? Переночуем. А там деревенька рядом толковая, пополним запас горючего…
- Капитан велел, чтобы за день управились… - угрюмо вставил Кирьян.
- Да сколько я этих капитанов видел! – сказал старшина нараспев. – И всяких там майоров… Они же как? – Последовал новый глоток. – Отбарабанят здесь свое и – в окружное управление. На повышение. Или еще куда… У них и квартирки в городах припасены, и льготы насчет госпиталя, коли хвороба на пенсии прижмет… А мы тут как кувалдой вбитые. Навек. Так что капитана я уважаю, но… Мало ли, в чем задержка? Скажем, собака наколола лапу. Несли, скажем, на руках…
- Так ведь проверят…
- Это да… Тут можно подставиться. Ну, скажем, ты подвернул ногу, вот!
- Почему это я?
- Потому что такой приказ старшего, - возвышая ноты в голосе, произнес старшина, но затем помягчел: - Ладно, пусть я подверну, черт с тобой, трус…
Помолчали, сидя в дикой траве, глядя на рассыпавшиеся по горизонту приземистые горы, на далекие кроны сосен, трепещущие под ветром, гуляющим по бескрайней, насколько хватало взгляда, тайге.
После двинулись дальше. Внезапно старшина остановился. Поразмыслив, сказал:
- Болотина впереди… Пройти, конечно, можно, но раздеться придется – изгваздаемся. Предлагаю – в обход, а там срежем маршрут по диагонали. Даже короче выйдет. Теоретически.
Кирьян равнодушно пожал плечами, поправив ремень автомата. Здешних мест он не знал, полагаясь на опыт старшего товарища.
Углубились в чащобу.
Старшина, следуя какими-то известными ему приметами, лавировал между завалами павших деревьев, прикрываясь плащом, ломился сквозь свисающие ветви, напевая себе под нос нечто бравурное.
Напев задумчиво оборвался, когда у корня вековой сосны пограничниками увиделся чужеродный предмет, происхождения явно искусственного, а именно: клочок бумаги. Это был мятый листок, испещренный иероглифами, вырванный из печатного издания, и весьма целесообразно использованный, ибо рядом с ним в траве высилась внушительная куча дерьма.