Формула всего

«Я не знаю, зачем живу, никто мне этого не объяснял, а когда объясняли – я им не верил. Мне все казалось, это не так. Или не для меня. А чего мне надо, я не понимал и теперь говорю, что не понимаю, но оно происходит. Я – на пороге. Или я брежу. Ничего я не знаю и знать не хочу!» – Драго внезапно швырнул нож в землю – его охватило бешенство, и если бы нож был без рукояти, лезвие, брошенное с дикою силой, ушло бы в землю на две длины. Потом он опомнился, но злость не прошла, и цыган с упрямым остервенением вернулся к своим земляным работам.

К полудню окоп достигал в глубину приблизительно метра. Драго решил, что этого достаточно, и распрямился. Спина затекла и ныла.

Что бы еще придумать?

Черные листья едва колыхались.

Неужели готово?

Нет! Нет! Обязательно есть что-то еще, о чем он забыл.

«Дэвлалэ-Дэвла! Прости меня… Ведь я ничего еще не успел. Муша больной, младший брат неженатый, я сам, ты знаешь, без жены, без детей. Если что-то случится, скажи всем нашим – я их люблю. Если встречу их снова, никогда не расстанусь! Слышишь, Дэвла! Приходи к нам на свадьбу! Разве ангелы поют, как цыгане умеют? Разве пляшут они, как цыганки пляшут? Месяц будем гулять, полземли изъездим, всю казну истрясем! Выручай, родимый. Ты впереди, а я позади».

Драго все это выложил одним духом, так что попроси его кто-нибудь повторить – он бы и вспомнить не смог ничего; только чувствовал, что правильно говорил! Бог его услышал. Силы вернулись. Ах! – и звезды! святые звезды! Они просияли над ним, как песня! Драго слышал ее полет, гул земли, повороты ветра…

Утром все было по-другому. Ни одна звезда ни сияла. Драго посмотрел на свой окоп и поморщился: «Готова могилка… Сам же и вырыл». Он остолбенело уставился на свои ладони, пощупал живот: «А ведь мухам достанусь… Му-ухам!..» Он до боли втиснул костяшки пальцев в наморщенный лоб и зажмурился так, что глаза скрутила сухая резь. Цыган зарычал: «Все растопчу!» Его охватила сумасшедшая ярость. Он едва не выдернул все кресты – за один уже было ухватился рукой, но как только сжал пальцы, ему под кожу – глубоко и больно – вонзилась заноза. Драго очнулся: «Что же это я?!» Он оглянулся – ошалело, несмело, словно отыскивая глазами, где же тот помраченный и буйный, который только что сбежал из него…

Пусто. «Пусто», – повторил он губами.

День протекал мучительно, как пытка. В воздухе словно витало нечто – темное, тайное, полное зла. Цыган встал в полный рост. Степь стелилась жухло-желтым ковром. Еще не поздно было уйти. Никто не держал. Иногда нам кажется, что, действительно, проще уклониться, сбежать, но потом невозможно себе это простить. Целую жизнь! Это был такой случай. Драго понял это, не думая.

С замиранием сердца он вглядывался в горизонт. Кончики пальцев слегка покалывало, словно от действия электрического разряда. Что же случится? Он все ждал знаменья, но ни форма облаков, ни волненье ветвей не давали разглядеть за собой никакого особенного намека. Самое сложное было не дергаться. Как?! Драго гнал одни мысли другими. Все были нехороши. Он не знал, что тревога может быть такой сильной, что ломает руки.

Час, два, три… Время сжалось в комок. Его можно было почти потрогать! Впервые в жизни цыган услышал, как растет трава, как шагают тени, как сгибается червь дождевой в земле, а земля впитывает солнечную пыль, и это все: и червяк, и травы, и тепло, и тень – у него внутри, как кишки и желудок. Он их видит вокруг, но они все в нем!

– Ай-нанэ-нанэ! – молиться больше не хотелось, ибо – пусть и тревожный, и смятенный, и ни в чем не уверенный – Драго неожиданно постиг то, что вымаливаемое сбывается! И уже не остановить… Его прошлое было с ним. Он вдруг начал говорить с собой так, словно рассказывал о себе кому-то другому – про себя и про Мушу, о Ворже и Бурте, о первой жене, какие-то случаи, чьи-то слова, что-то смешное, а что-то грустное.

Вот же она – стоит, улыбается… Милая Воржа! «Надо же так, – изумился цыган. – Простая девчонка, а за тысячу верст мои страхи лечит!»

Какой славный закат! Драго глаз отвести не мог – знал, что тот может быть последним: «Дэвлалэ-Дэвла!»

Степь вся сделалась темно-багровой, сочной, соспевшей, а потом почернела, как засохшая кровь. Солнце зашло. Разомкнулись могилы. Хлынула полчищем нечистая сила!

Прочь, наваждение! Нет такого!

Цыган перебрался на другой край окопа, но и тот склон был чист. Даже мули все куда-то попрятались. С чего бы это?

Мысль пришла, как наводнение в дом: «А вдруг и правда НИЧЕГО не будет? Совсем ничего? Просто ночь и утро. Тихое. Мирное…»

Драго прошиб холодный пот. Страх растекся внутри, как клякса. Что может быть страшнее, чем ничего?

Если бы в ту же минуту цыгану явился сам Сатана – он бы выдохнул с облегчением.

Драго мучился нестерпимо:

– Давайте быстрее! Я с ума сойду!

Он бы и сошел, но слава богу – есть и Бог, и Дьявол, и они не дают покоя.