Формула смерти

– У него много открытий, он пятьдесят лет занимался наукой, руководил лабораторией, институтом. Вы посмотрите научные публикации по его специальности, сколько повсюду ссылок на труды моего мужа! В каждой книге приводятся его цитаты.

– Да, я об этом знаю. Он с вами никогда не рассуждал о нравственности в науке?

– О нравственности? – Вера Михайловна задумалась, отставив чашку уже остывшего чая. – В последнее время он довольно часто упоминал о том, что ученые – как дети. Приводил в пример Эйнштейна, Бора, Кюри и еще называл дюжину фамилий великих ученых… Одних осуждал, другими восхищался. Лет семь назад, я помню этот день очень хорошо… Я его долго ждала. Он приехал поздно, возбужденный, взъерошенный, глаза горят, руки дрожат.

– И что же? – тихо спросил Сиверов.

– Он посадил меня напротив себя, сидел на том самом месте, где сейчас сидите вы, муж любил сидеть здесь, у окна. Он взял меня за руку и сказал, глядя в глаза: «Дорогая, я боюсь». Я спросила, чего он боится, а он пожал плечами, нервно хрустнул пальцами и, глядя поверх моей головы, произнес: «Я боюсь самого себя. Сегодня я получил ответ на вопрос, который мучил меня лет пятнадцать. Многие из моих учеников и коллег работали рядом, но они все владеют лишь кусочками, и сложить вместе все свои наработки никто из них не сможет, информация слишком разрозненная, слишком противоречивая. А я смог сложить ее воедино…»

– Ну и что?

– Молодец, – сказала я, а он покачал головой и, выпив рюмку коньяку, а это случалось с ним лишь в минуты сильнейшего волнения, сказал:

«Ты даже не можешь представить, как это страшно – то, что известно мне. Я уверен, что это известно лишь мне одному. Вера, я не знаю, что мне с этим делать, как поступить…»

– И вы ему что-то посоветовали, Вера Михайловна?

– Да. Только советом это назвать сложно. Я ему сказала: Борис, поступай так, как тебе подсказывает совесть. Наверное, целый месяц после того вечера он был молчалив. Подолгу сидел в кабинете, ничего не делая, даже скрипку в руки не брал. А потом как-то я уезжала к подруге, поднимаюсь по лестнице, слышу музыку. Тихо открыла дверь, вошла в квартиру. Муж стоял у окна и играл. Тогда я поняла, догадалась: он принял решение, которое уже не изменит.

– А в чем суть открытия, он не говорил?

– Нет, никогда. Я лишь поняла, что его открытие очень опасное.

– В каком смысле опасное?

– Вы же знаете, он долго работал на военные программы, работал в закрытых институтах над очень секретными программами. Может быть, сейчас они уже не представляют большой тайны, а тогда, я вам скажу…

– Догадываюсь, – произнес Сиверов.

– Он изменился, очень сильно изменился. Сделал несколько разработок по уничтожению бактериологического и химического оружия, под него дали большие деньги. Несколько раз он лично встречался с Михаилом Сергеевичем Горбачевым, с Борисом Николаевичем Ельциным. Он был, в отличие от многий ученых, востребованным и, несмотря на преклонные годы, активно работал. Но я вам скажу, он все время чего-то опасался.

– Я догадываюсь, – произнес Глеб. – Скажите, кто такой Н. Г.?

– Н. Г.? – женщина задумалась. – Наверное, Николай Горелов. На похоронах мужа он очень хорошо говорил о Борисе Исидоровиче.

– На похоронах все говорят о покойном хорошо или молчат. А кто такой А. Б.?

– Даже не знаю. С фамилией на букву "Б" близких друзей у Бориса не было. Борис Исидорович хоть и был человеком придирчивым и требовательным, но всегда оставался справедливым, этого у него не отнять. Он мог случайно обидеть, но затем отходил, извинялся всегда первым.

– Вера Михайловна, вы могли бы устроить мне встречу с Гореловым?

– Почему бы и нет? Думаю, Коленька не откажет. Извините, я его так называю по привычке. Он, конечно, человек уважаемый и известный ученый, вы мне простите такую фамильярность. Сейчас я ему позвоню, и он вас примет. Думаю, мне не откажет.

Вера Михайловна вернулась на кухню, держа в руках очки и блокнот в кожаной обложке. Она быстро нашла нужную страничку.

– Вот телефоны, рабочий и домашний, сейчас я ему позвоню. Когда вы хотите встретиться?

– В любое время.

– Сейчас попробую. Хотите, я приглашу его сюда? Он приедет, и вы у меня поговорите.

– Это будет удобно?

– Конечно, – сказала Вера Михайловна, – это меня ничуть не затруднит. Если хотите, я вас оставлю наедине.

Она взяла телефон, поставила аппарат на стол и по-стариковски медленно набрала номер.

– Николай Матвеевич? – произнесла она в трубку. – Добрый вам день, это Вера Михайловна.

– ..

– Ничего, уже лучше. Знаете, Николай, я ведь буду не одна, люди приходят. Хочу вас пригласить, если, конечно, это вас не затруднит.

– ..

– Давайте в конце недели?

– ..

– В семь? Спасибо. Конечно, в семь, – сказала Вера Михайловна и положила трубку. – Что это вы ничего не едите? – она принялась накладывать на тарелку Глеба куски пирога.