— Это как же понимать? Чтобы нашему дорогому, любимому и обожаемому Аполлону Григорьевичу — в лоб отвесить? Вот как дело повернули?
— Нет, нет… Так… Только на интерес… Имею я право историю рассказать?
В юном полицейском было столько обиды на несправедливость этого мира, что криминалист сжалился:
— Ну, валяйте, что у вас там припасено. На интерес…
— Мне про этот случай в участке рассказали… — начал Коля, запнулся и спросил, не скрывая подозрительности: — А вам он не известен?
— Многое мне известно из столичных происшествий… Какой именно?
— Про убийство барышни Водяновой.
Лебедев уставился на карниз, словно роясь в невидимой картотеке, и даже слегка шевелил губами:
— Водянова, Водянова… Что за фамилия мутная? Не припомню такой фамилии… Это когда случилось?
— Почти два года назад…
— Это по какому участку проходило?
— По 3-му Казанскому…
— По Казанскому… Да не просто Казанскому, а еще третьему… Ах да!.. Нет, не знаю этого происшествия. Видимо, без меня справились. Скорее всего — ничего интересного или сложного, да… А в чем там загвоздка?
Гривцов уже собрался проболтаться, но вовремя прикусил язык.
— А вот не скажу! — мстительно заявил он.
Аполлон Григорьевич смиренно потупил взгляд:
— Ладно, попробуйте… удивить меня. Если не справитесь, тариф известен — щелбан от всей души.
— Опять щелбан?.. За что?.. Договорились на интерес.
— Интерес ваш в том, чтоб изучить трудности жизни… В чем готов всячески помочь, да… И щелбаны в этом непростом деле — самая полезная наука. Но если не желаете…
— Нет… Я готов… — сразу выпалил Коля и добавил: — А вы точно не слышали про эту историю?
— Молодой человек!.. Кого подозреваете?.. Лебедева!.. Это основу и вершину всей криминалистической науки, альфу и омегу, ну и так далее…Чего смотрите, как барышня на взвод гренадеров… Начинайте уж, а то лопнете от избытка чувств.
Слизнув волнение, юный чиновник начал самым загадочным образом:
— Случилось это в конце декабря…
Откуда ты, прелестное дитя
Не сыскать дней беззаботнее Святок. Снег лежит плотным ковром, сверкая и искрясь, морозы встали, кончились метели, вышло солнышко, наступило Рождество, и на душе так светло и привольно, словно уже весна. Да она и не за горами. Вся столица погружается в праздничные гуляния. Важные государственные учреждения и те откладывают решения судеб Отечества и народного благоденствия в дальний ящик, чтобы окунуться в радостный водоворот.
Даже преступный мир, стесняясь нарушить закон праздника, отправляется на каникулы. Стихают карманные кражи, про грабежи не слышно, а если и случается происшествие, то по невоздержанности. С такой мелочью полицейские участки сами справляются, раз им не позволено отдыхать, как нормальным обывателям.
А вот сыскная полиция со спокойным сердцем наслаждается жизнью. Чего штаны протирать в присутствии, все равно дел никаких! Так что под конец двенадцатидневного веселья кое-кто из доблестных сыщиков еле жив. Требуется отменное здоровье, чтобы пережить Святки. Не каждому они под силу. Особенно юным чиновникам.
На третий день святочного безделья Родион открыл глаза и кое-как разглядел толстую стрелку, которая обогнала десятый час. Вместо того чтобы бодро вскочить и сделать утреннюю гимнастику (хотелось бы взглянуть на таких героев), он поступил как разумный человек, а именно: плотнее закутался в одеяло. Но в отличие от нас с вами, старающихся придавить лишний часок, стал лежа анализировать, до чего же докатился.
Мысленно загибая пальцы, Ванзаров счел пережитые испытания. Вскоре обнаружилось, что мысленных пальцев не хватит и придется добавлять новые. А все потому, что за последние дни он не отказался ни от одного приглашения и в результате умудрился побывать, кажется, у всех родственников и знакомых и даже знакомых их знакомых. Ну и за каждым застольем, без которого Святки не представить, конечно же…
Нет, совсем не то, что подумали. В напитках Родион меру знал. А вот в закусках… Только прикинув в самых общих чертах, какое количество холодцов, салатов, жаркого, заливных судаков, печеных поросят, кулебяк, тортов и прочих домашних изысков уничтожил, он немедленно пришел в ужас. Если, конечно, в ужас можно прийти вот так на диване. Со всей ясностью логической мысли Родион осознал: еще немного — и рискует потерять форму. Хотя было бы чего терять, честное слово! Но испытания на крепость духа и желудка еще не закончены: сегодня опять званый обед у матушки.
Перевернувшись на бок, Родион окинул себя мысленным взором и сделал неутешительный вывод: так жить нельзя. Иначе не только потеряет форму, нет, форма была, но отупеет. Что для сыщика, подающего надежды, совсем не годится. Короче говоря, надо отказаться от матушкиного обеда. Или хотя бы прогуляться перед ним. Решено и подписано.