Формула преступления

Сияя, как начищенный пятак, Родион оценил ситуацию. Судя по грозовым тучам, среди которых вспыхивали отдаленные молнии, сестры перемывали косточки любимому сынку-племяннику, подыскивая достойную кару забывателю престарелых родственниц. У тетки желание дать хорошенькую взбучку подогревалось половиной графинчика наливки. Ее пустой половиной, разумеется.

Женский гнев дело такое — вспыхнет, как порох, и тухнет, стоит вовремя подуть. Но действовать надо решительно. Со всего размаха, бухнувшись на колени, Родион аккуратно рванул пиджак на груди и в лучших традициях провинциальных трагиков сообщил: он — негодяй и подлец, который не заслуживает прощения и снисхождения. Сбитые напором дамы не нашлись, что сказать. Не сбавляя оборотов, а ругая себя что есть сил, «пропащая головушка» и «неблагодарный отпрыск» готов был снести любое наказание, включая отказ от варенья. А чтобы наказать себя как следует, вот прямо сейчас сядет за полный стол и крошки не возьмет, хотя с утра ничего не ел.

Тетка Маша охнула и потребовала от сестры не издеваться над ребенком. Она не в обиде, очень мило прогулялась. Подумаешь, Русский музей оказался какой-то выставкой. Кто там, в Саратове, разберет. Искусству все едино.

Ванзаров скроил такую умильно-виноватую физиономию, с такой скорбью рассматривал коврик в прихожей, что сердце матери не выдержало. Она приказала мыть руки и марш за стол. Но этого Родиону оказалось мало. Не вставая с колен, он заявил, что искупит вину перед обожаемой родственницей, приглашая на настоящее открытие вернисажа. Для чего и взял отгул. Тут даже матушка размякла, утерла слезинку и… Пришлось снести бурю поцелуев растроганных женщин. На что не пойдешь, чтобы поесть по-человечески хотя бы раз в день.

Прощенный и обласканный, Родин набивал живот чуть не до часа ночи. Ему предложили рюмочку ликера, но от этого он решительно отказался, чтобы не потерять форму перед вернисажем. Как объяснил.

А утром, в час назначенный, уже при полном параде, Родион галантно предложил тетке ручку. Светский щеголь — нечего сказать. Всю дорогу тетка Мария, раскусившая не одного мужа, пыталась разгрызть племянника: с чего это молодому человеку понадобилось таскаться со старухой по вернисажам, хоть и со следами былой красоты. Но Родион держался молодцом, возмутился подозрениям, дескать, обязан загладить вину перед обожаемой родственницей и все такое. Мария Васильевна не поверила ни единому слову, но поймать «малыша» не смогла. Куда ей до сыскной полиции.

Стоило добраться до Общества художников, как тетка забыла о подозрениях. Атмосфера праздника захватила. Столько приятных господ, в каждом из которых прячется гений — непаханое поле для старой кокетки. Выпустив руку племянника, она принялась фланировать и рассматривать живописную общественность. А Родион проверил наличие молодых талантов, выделявшихся хмурым и похмельным видом.

Господин Музыкантский умело подогрел ожидание, не разрешая открывать главный зал. Сам же летал вокруг репортеров, которых отводил в потаенную комнату, служившую буфетом для избранных, откуда мастера пера возвращались довольные жизнью и французским шампанским.

Пробило полдень. Павел Наумович громогласно потребовал тишины. Как только смолк последний шорох, он картинно хлопнул в ладоши трижды. Створки сами собой распахнулись.

— Милости прошу! — провозгласил он.

Толпа хлынула, слегка помяв Павлу Наумовичу бока. Мария Васильевна ринулась в первых рядах и от усердия заехала ему локотком под дых. Но такой ажиотаж был в радость. Пропуская всех, Родион вошел в зал последним.

В экспозиции мало что изменилось. Только одно место завешивала таинственная черная ткань. Быть может, так изящно закрыли пятно на стене. Тетка Маша осматривала картины с видом знатока, прислушиваясь к суждениям и запоминая красивые слова. В провинции пригодится. При этом старалась не упускать из виду происходящее. Ей показалось, что публика, словно потоком омыв ряды картин, медленно, но верно стекается к картине, завешанной тканью. Вот уже добрая половина зрителей толкалась у этой картины и чего-то ждала. Дамское любопытство не хуже компаса указало маршрут. Для приличия погуляв мимо разнообразных картинок, Мария Васильевна кинулась в толпу и решительно протиснулась в первый ряд. Даме в летах уступали дорогу.

Взявшись за шелковый шнурок, скрытый в складках ткани, господин Музыкантский проверил, чтобы никого не осталось по углам, и призывно прокашлялся.

Воцарилось молчание.

— Господа! Настал самый важный момент сегодняшнего дня. Запомните его и сохраните память о нем навсегда…

В актерском таланте распорядителю не было равных. Особенно в умении подогреть интерес. Потянув еще время высокопарными словесами и уловив момент, когда напряжение достигло пика, он сказал:

— Итак, имею честь представить настоящий брильянт нашего вернисажа. Вы — его первые зрители. Это великая честь. Перед вами творится история искусства. В наш мир приходит шедевр…

И дернул за шнурок.

Шелк опал взмахом черного крыла.