Формула преступления

Все это проделывалось над чиновником полиции, как-никак — коллежским секретарем, при полной безнаказанности. Безобразие, честное слово, но деваться некуда. Все терпели, и Родион терпел. Обиднее всего, что со старшим братцем, Борисом, подобных вольностей они себе не позволяли. Чиновник Министерства иностранных дел внушал любвеобильным теткам дипломатический трепет. Любили его куда спокойнее, без надрыва и упоения, но за старшего отыгрывались на младшеньком вдвойне.

Сейчас подоспела очередь прибыть с визитом тетке из Саратова. Среди пылких старушенций эта Родиону была наиболее симпатична. Мария Васильевна имела нрав добродушный и простой, считалась самой бесшабашной и взбалмошной. А все потому, что умудрилась дважды выскочить замуж, обоих мужей успешно похоронить, получить два состояния, дважды промотать, но при этом не растерять веселость и бодрость духа, качества, импонировавшие Родиону. Не имея детей, она имела привычку поглощать холодную водку под хорошую закуску. Если бы она обитала не в Саратове, а в Петербурге, Ванзаров с ней искренно подружился бы. Но редкие визиты превращали беззаботную даму в исчадие теткинской любви. Ну и хватит о грустном…

Начало визита не порадовало. На перроне Московского вокзала, при всем честном народе, носильщиках и дежурных жандармах, его облобызали со зверской яростью и, заявив, что страсть как соскучились по «дорогому малышу», сразу же оглушили вопросом «есть ли у него дама сердца». Взвалив на себя четыре чемодана, малыш только крякнул, ощутив груз теткиной любви.

Подлинный мрак начался за обедом. Опрокинув штук пять рюмашек сестринской настойки, тетка Маша громогласно заявила, что завязала с чтением романов, а увлеклась живописью. Потому ей непременно нужно попасть в музей. Какие у вас тут имеются?

Родион вознамерился было ее убедить, что с музеями в Петербурге довольно туго, всего одна Кунсткамера, да и ту закрыли на ремонт, так не лучше ли сразу отправиться в Пассаж или Гостиный Двор, где промотать сотенку-другую рубчиков. Дамские покупки — тоже искусство в своем роде… Но тут вмешалась матушка, напомнив про музей императора Александра III, иначе именуемый Русским музеем, открытый недавно и пожравший бездну казенных денег, не считая каррарского мрамора для парадной лестницы. Тетка прямо загорелась, объявив, что отправится туда с утра пораньше. За что и подняла тост. За живопись то есть.

Интуиция подсказала чиновнику полиции, какая беда на него надвигается, и Родион засобирался домой. Но строгий взгляд матушки приковал его к стулу. Дальше случилось то, что и должно было случиться: матушка постановила, что родственницу в музей сопровождает именно он. И это в воскресенье! Прощай ленивый подъем в полдень, мирный завтрак и поход в гости, быть может, к Тухле. Что вы хотите: и великий сыщик имеет право на выходной. Теперь на нем поставлен жирный крест. На выходном, а не на сыщике, конечно.

Родион предпринял робкую попытку спастись, но матушка выставила ультиматум: если дорогой сынок завтра выкинет нечто подобное, что устроил в прошлом году с теткой Марфой, будет отлучен на неделю… нет — на месяц от ее обедов. Было ли это продуманным ударом, или просто сработала интуиция (теперь понятно, в кого у Родиона так развито это чувство), но сын, он же любящий племянник, был повержен. Хотя ничего страшного тогда не натворил.

Тетка Марфа, большая любительница растений, потащила его на выставку роз или какой-то подобной глупости. Через час бессмысленного брожения по тропинкам Родион озверел от скуки настолько, что готов был зубами рвать прелестные растения с корнем. И как-то незаметно для себя оказался на улице. И вовсе не обратил внимания, как ноги сами вынесли его к книжному магазину. Так что про тетку он вспомнил только под вечер, лежа на продавленном диване с томиком Плутарха. Конечно, на следующий день ему это аукнулось… Ну, не будем вспоминать о грустном. И так заболтались…

Поход в музей для Родиона был страшнее цветочков. В живописи он разбирался не лучше, чем свинья в мандаринах. Да, грубо. Но честно. Что поделать. И не то чтобы не любил прекрасное: любил, прекрасных барышень, например. Но вот картина маслом наводила тоску смертную. Так бывает с великими сыщиками, пардон, конечно. Не случилось у Родиона с живописью романа. И все тут.

Итак, воскресным утром в час, когда другие чиновники тискают подушку, он прибыл по зову родственного долга. Мария Васильевна во всем блеске провинциальной моды уже была наготове. Матушка выразительным взглядом напомнила, какие кары ожидают забывателей тетушек.

Подхватив племянника под ручку, Мария Васильевна потребовала вести ее прямиком в Русский музей. Недолго думая, Родион свернул на Большую Морскую улицу и подвел пожилую даму к роскошному зданию. Тетушка немного удивилась, что новейший храм живописи оказался так близко, но ее заверили: действительно музей, и как раз живописи. Все как заказывали.

Если бы тетка задрала голову, то непременно обнаружила бы вывеску, блестящую смальтой: «Императорское общество поощрения художников». Но кто бы ей это позволил!