Формула преступления

Дачный домик, снимаемый на лето супругами Макарскими, оказался от станции на расстоянии приятной прогулки. Алексей развлекал рассказами о милых происшествиях в дачном бытии, пока не передал гостя в руки очаровательной супруги. Милая Марта встретила Родиона с таким искренним радушием, что Ванзаров смутился. Все-таки еле знакомы. Но тут даже «мгновенный портрет» не потребовался, и так ясно: девушка умная, волевая, взяла власть в свои руки и будет вить семейное гнездышко стальными пальчиками. В общем, как обычно.

Родиона немедленно усадили за стол, над которым свешивались ветви яблонь, а закуски теснились к самовару. С дороги следовало отдохнуть за чаем, ужин будет позже.

Макарский вдруг вспомнил, что ему нужно удалиться по срочному делу. Если гость не возражает, он предоставит его заботам супруги? Такая суетливость и услужливость были совсем не в характере приятеля. А ведь недавно, как нормальный человек, падал лицом в тарелку салата! Как все-таки меняет мужчину женитьба…

Углубиться в эту печальную тему Ванзарову не пришлось. Марта завела типично женский разговор, смысл которого понять невозможно: что-то такое о мировой экономике, новинках искусства и политике Англии на Балканах, так что Родиону оставалось время от времени кивать и со всем соглашаться.

Четверть часа тянулись долго, будто целый век. Наконец Макарский откинул ветку яблони и плюхнулся в плетеное кресло. При этом имел вид чрезвычайно довольный, хоть несколько загадочный. Родион даже подумал, что приятель запас какое-нибудь развлечение в духе университетских экспериментов и сейчас они вместе улизнут от прекрасной Марты. Но Лешка как ни в чем не бывало налил чаю и стал слушать жену, изредка поддакивая. Не ожидая такой подлости, гость принялся заедать тоску отменным вареньем.

Светская беседа приняла столь интересный оборот, а воздух был столь чист и мягок, что Родион ощутил признаки дремоты. Взор его подернулся дымкой, а во всем теле наступила приятная расслабленность. Но тут около стола нарисовался господин во фраке, словно из воздуха. Без всякого сомнения, принадлежит к когорте дворецких, причем когорте отборной. Каждая пуговица идеально чистой сорочки кричала о достоинстве и прочих добродетелях. А строгость физиономии не поддавалась описанию. Идеальный дворецкий, воплощение всех добродетелей, которыми должны обладать слуги из хорошего дома. Не иначе.

Дворецкий величественно поклонился, что выразилось в легком изгибе талии, и спросил, имеет ли честь видеть господина Ванзарова. Названный господин, сбросив сонливость, отпираться не стал: да, это он, во всей красе.

— Велено передать. — Дворецкий протянул запечатанный конверт. Без подписи и почтового штампа.

Получатель все же уточнил, не перепутан ли адрес. Но дворецкий уверил: письмо доставлено правильно. Более того, имеет честь дождаться ответа. В безвыходной ситуации оставалось только взять нож для масла и взрезать плотную бумагу. Внутри нашелся листок, на котором корявым почерком было нацарапано:

«Господни Ванзаров! Прошу следовать за моим слугой. Вопросы ему не задавайте, он все равно ничего не знает, полный дурак, хоть и представительный. Обещаю дело для вас выгодное и легкое. Не пожалеете. Не тяните, а давайте сразу без долгих размышлений и сборов. Вопрос срочный. Жду непременно».

Подписи не было. Столь энергичное послание вызвало массу вопросов. Только задать их было некому. Супруги Макарские изучали содержимое чашек, а слуга был молчалив и неприступен. Быть может, другой чиновник, вырвавшись на отдых, послал бы это письмо на растопку самовара, но Родионом владела пагубная страсть: любопытство. Страсть эта не давала покоя и вместо дохода приносила одни неприятности. Справиться с ней было невозможно, сколько ни старайся. Как будто другие страсти легче! Что-то не встречали мы победителей пьянства или игры на рулетке. А потому, отставив вазочку варенья, Ванзаров изъявил желание прогуляться. Друг с женой всячески поддержали его желание, обещав дожидаться к ужину.

Дворецкий указал следовать за ним.

Сквозь хилые заросли кустарника дорога вывела на огромную поляну со следами вырубленного сада. Посреди нее возвышался… как бы это сказать, не дворец, а фантазия русского мужика об английском фамильном замке. Нечто каменное с зубчатыми башенками и конусами островерхих крыш. Двухэтажная крепость изукрашена статуями и каменными завитушками, словно корабль, облепленный ракушками. Впрочем, дальнее крыло еще стояло в строительных лесах. Земля, из которой выкорчевали пни, поросла чахлой травой, прямо по разметке будущего европейского парка. Там и сям торчали цементные статуи аллегорий, среди которых угадывались Разум, Вера и Милосердие. Все это великолепие окружал деревенский забор, в тени которого дети рвали лапки у лягушки, а седой козел, привязанный к доске, меланхолично жевал газету, как видно, прогрессивного направления. Родион позволил себе насладиться невиданным зрелищем сполна. Дворецкий ждал безмолвно.