Формула истории

Значительная часть претензий советских элит к родному государству находилась за пределами рационального и могла быть рассмотрена только в рамках социальной психиатрии. «А почему это у нас холоднее, бледнее, кислее, почему небо пасмурное, а у них голубое? Почему у меня нет длинноногой девушки, такой, как в Плейбое, и почему я вынужден рассматривать сисястых красоток в импортных журналах украдкой? Почему у нас всё спокойно и скучно, а у них весело и даже в детских мультиках все постоянно дерутся друг с другом? Почему у них товары в пестрой упаковке, а у нас в серой бумаге?»

Советское общество было в значительной степени было убито подсознательным протестом против сенсорного однообразия. В каком-то смысле даже высота общественной морали в советском обществе сыграла против него, низменные инстинкты подавлять опасно.

Если в одном месте убудет, то в другом прибудет. Интеллектуальные силы, утекающие из сферы управления, притекали в сфере подрывной деятельности. Советские элиты, имеющие максимальный доступ к традиционно мощной государственной машине (к ее экономическим, полицейским, медийным инструментам), поставили своей целью развал этого самой машины, обеспечение личного блага не за счет функционирования государства, а за счет его нестабильности.

Наш управляющий класс дал себя соблазнить западным растлителям, а затем в порядке компенсации многократно изнасиловал вверенную ему страну – кстати, на процессах по делам о насилиях адвокаты нередко делают упор на то, что обвиняемый и сам в детстве натерпелся от насильников.

С медицинской точки зрения, болезнь советского общества напоминала социальный СПИД. Иммунитет общественного организма боролся против чего хочешь, но только не против инфекции, которая разрушала этот самый общественный организм и сам иммунитет.

Постиндустриал сломал Россию гораздо раньше, чем она завершила индустриальную фазу развития – на которую было отведено каких-то шестьдесят лет (за вычетом войны и послевоенного восстановления – вообще пятьдесят).

Столь ранние сроки и необыкновенная скорость постиндустриального передела Россия были определены нашей «совестью нации» – гуманитарной интеллигенцией. Не просвещением народа, не национальной памятью и повышением качества образования занималась она, а засорением культурного поля информационными вирусами.

Были применены практически все вирусные конструкты, накопившиеся за четыреста пятьдесят лет русофобии, от тех, что еще выдумывали ясновельможные паны в занюханных местечках до самых новомодных: «русские несут коллективную ответственность за коммунистические преступления» и «русский коммунизм равняется фашизму».

Вирусы шли потоком по всеохватным информационным каналам советского телевидения и союзпечати, вливаясь в уши, глаза, в лобные, височные и затылочные доли мозга.

Убивалась память о всем значимом в русской истории, о том, что могло дать психологическую защиту от унижения, что могло восстановить гомеостаз «системы Русь». Разрушалось прошлое, чтобы не было будущего. Извращалось или замалчивалось всё, что составляло сущность русской истории: многовековая борьба за выживание против холода, голода, против степных орд и западных бронированных хищников. Стирались победы (сражение при Молоди 1572 просто испарилось, а битва за Москву 1941 превратилась в «закидывания трупами» культурно воюющего противника) и нивелировались страдания, которые несли нам «свободные европейцы» и не менее «свободные азиаты», начиная с погромов Батыя и Дивлет Гирея и кончая фашистскими шталагами.

Переход высших слоев общества в состояние «пятой колонны» вылился во взрывное разрушение организационных связей в 1989—1991 и коллапсу социально-экономической системы.

Приходу Постиндустриала предшествовал демонтаж централизованного управления и трудового контроля при помощи законов «О предприятиях в СССР» (1990) и «О собственности в СССР» (1990).

После возникновения организационного хаоса началось Гайдарово нашествие.

Первый его удар пришелся на денежную систему, были стерилизованы сбережения населения и производственные накопления, остановлен инвестиционный процесс и кастрирован потребительский спрос. Обмен товарами вернулся к средневековым натуральным формам (бартер).

Обескровленная и парализованная Индустрия рухнула, превратившись в распродажу по дешевке ценных государственных активов и разорение всего прочего. Россия наверное впервые со времен татаро-монгольского ига стала ярким образчиком страны-донора, представляющей свои ресурсы в распоряжение внешней среды.