Формула яда

Новоявленные министры и руководители департаментов решили, на всякий случай, направить к генералу собственных представителей.

На следующий день, 12 июля, напялив на себя крахмальные рубашки с манишками и фраки еще австропольских времен, адвокат Кость Панькивський и профессор Василь Симович, ведомые Стецько-Карбовичем и Ребетом, направились во Львовскую ратушу. Львовские перекупки, торговавшие цветами около фонтана со статуей Нептуна, надо полагать, запечатлели в своей памяти историческую картину, как двое пожилых мужчин в сопровождении двух более развязных людей помоложе, также одетых в штатское, униженно что-то долго объясняли немецкому часовому, стоящему с винтовкой на плече около двух каменных львов, а потом, расшаркиваясь перед ним, скрылись под сводами ворот Ратуши.

Как это мне рассказали точно информированные люди, командующий армией считал ниже своего достоинства беседовать с какими-то «правителями» Украины. Когда ему доложили об их приходе, он приказал, чтобы ими занялся его адъютант Ганс Иоахим Баер, очень наглый, самоуверенный немец, уже давно специализирующийся по вопросам шпионажа в славянских странах. Но Ганс Баер не пожелал беседовать со всеми членами делегации. Он впустил к себе лишь Стецько и Ребета, и они, оставив министра культуры и просвещения Симовича и заместителя министра внутренних дел Костя Панькивського на скамейке в коридоре, скрылись за дверью.

Несколько ошарашенные подобным афронтом, Симович и Панькивський вполголоса беседовали в коридоре, Симович сказал:

— Не кажется ли вам, пане меценасе, что мы попали в какую-то халепу?

— Ой, кажется! — ответил со вздохом Кость Панькивський.

В это время открылась дверь и появился смущенный заместитель премьера Ребет. На ходу он шепнул:

— Требуют еще магистра Ильницкого! Мы сейчас придем.

Баер проявил интерес к старому оуновцу Роману Иль-ницкому отнюдь не случайно. Ильницкий был из тех агентов абвера 6-й армии, кто в период, предшествующий гитлеровскому нападению на Советский Союз, информировал гитлеровцев о состоянии советского тыла. Из информаций Романа Ильницкого и других его коллег из ОУН выходило, что достаточно будет армии Гитлера перешагнуть Сан, как по всей Украине, под руководством подпольной сетки ОУН, вспыхнет массовое восстание и немецкая армия, встречая массы ликующих, радостных по поводу ее появления украинцев, беспрепятственно совершит свой молниеносный марш до пограничного с Украиной хутора Михайловского, а оттуда уже будет рукой подать до Москвы.

Роман Ильницкий жил тогда неподалеку от Ратуши, на Русской улице, и потому Лев Ребет привел его в СД очень быстро. Некоторое время из-за дверей доносились голоса «премьера» и Ильницкого, докладывающих шефу СД всю историю создания правительства, но потом их болтовню перекрыл громкий голос Баера, кричавшего на делегатов. Потом наступила зловещая пауза, распахнулась дверь и на пороге ее появился с пунцовым лицом Ребет в сопровождении унтерштурмфюрера СС Альфреда Кольфа. Этот офицер «службы безопасности» все три года немецкой оккупации Львова занимался украинскими и польскими делами, осуществляя на практике старый девиз римлян: «Divide et impera» (Разделяй, чтобы властвовать ( лат.)), принятый и генерал-губернатором Гансом Франком для правления в «Генерал-губернаторстве».

Лев Ребет, показав Кольфу на Симовича и Панькивського, сказал:

— Еще вот эти делегаты, господин унтерштурмфю-рер!

Кивком головы Кольф подозвал часового и сказал по-немецки:

— Охранять, чтобы не убежали!

Полчаса просидели в полном молчании Симович и Панькивський, решив, что, по-видимому, на этом их политическая карьера обрывается. Но Ребет и Кольф появились снова, и последний объявил, что Стецько и Ильницкий задерживаются потому, что повезут их в Берлин обсуждать некоторые вопросы в присутствии Степана Бандеры.

Точка на этой трагикомедии, длившейся две недели, была поставлена в конце июля, когда все члены «правительства» получили стереотипные письма за подписью Стецько, заканчивавшиеся фразой: «Я уверен, что Вы сохраните верность украинскому государственному делу».