Для показа территориальных изменений М.К. Любавский привлек громадный фактический материал: все основные изданные в XIX — начале XX в. сборники древних документов, опубликованные писцовые книги XVI в., неопубликованные акты XV–XVI вв. из фонда Грамот Коллегии Экономии (ныне — в ЦГАДА), копии грамот XIV–XVI вв., снятые С.Б. Веселовским, а также труды на историко-географические темы В.Н. Дебольского, Ю.В. Готье, М.М. Богословского и других авторов[143]. В результате книга М.К. Любавского оказалась перенасыщенной конкретными данными: одни простые перечни волостей, сел, монастырей на той или иной территории занимают по нескольку страниц текста[144]. Благодаря привлечению неопубликованных грамот М.К. Любавский сумел локализовать ряд волостей и сел, чего не удалось сделать в свое время В.Н. Дебольскому и Ю.В. Готье[145].
Однако в большинстве случаев факты, характеризующие различные части территории Северо-Восточной Руси XIV–XVI вв., даны М.К. Любавским суммарно и статично. Говоря, например, о присоединении при Дмитрии Донском к Москве Стародубского княжества (на самом деле оно было присоединено позднее), исследователь сообщил все известные ему сведения о волостях и селах на его территории, причем преимущественно по писцовым описаниям 60-х годов XVI в.[146] Хронологическая нерасчлененность историко-географических сведений XIV–XVI вв., с точки зрения М.К. Любавского, возможно, давала ему право говорить о хозяйственном освоении территории, но она не позволила историку очертить пределы той «территории этнографической», которая, по его мнению, начала объединяться в государственную, охарактеризовать по периодам территориальные изменения в различных княжествах Северо-Восточной Руси, показать эволюцию их административного деления и т. д. Мало нового внес этот исследователь и в методику локализации русских средневековых географических объектов, пытаясь определить местоположение последних с помощью лишь карт начала XX в.[147]
Хотя работы А.Е. Преснякова и М.К. Любавского, посвященные преимущественно периоду XIV–XV вв., вышли уже в советское время, их нельзя отнести к числу марксистских. Между тем попытки применить марксизм к русской истории делались профессиональными историками еще в дооктябрьский период. К числу таких историков относились Н.А. Рожков и М.Н. Покровский. Марксистской теорией исторического развития ни тот, ни другой в полной мере не овладели. В их общих курсах русской истории получили отражение проблемы экономического развития древнерусского общества и классовой борьбы в нем, что по сравнению с предшествовавшей русской историографией стало безусловной новостью, но связи базисных и надстроечных явлений ими трактовались упрощенно. Сильное влияние на их концепции оказали работы буржуазных историков и правоведов. Это влияние заметно проявилось в трактовке Н.А. Рожковым и М.Н. Покровским проблем образования и развития государства у восточных славян и его территории.
Н.А. Рожков считал, что до IX в. у восточных славян существовали племена-княжения[148]. Не проанализировав серьезным образом наблюдений В.О. Ключевского и В.И. Сергеевича относительно несовпадения племенной и городской (волостной) территорий, Н.А. Рожков утверждал, что «древнейшие русские городские области» сформировались на основе племенной кровной связи и что эти области как раз и составляли племена-княжения[149]. Само «племенное княжество появилось под влиянием отчасти внешних опасностей, но, главным образом, вследствие потребности предотвратить внутренние междувервные раздоры» [150]. Однако племенное княжество не было государством.
Последнее возникло с приходом варяжских князей. Н.А. Рожков полагал, что «русское государство в виде варяжского княжества образовалось под влиянием потребностей во внутренней безопасности и внешней защите посредством завоевания варягами или норманами различных племенных княжеств восточных славян в IХ-м веке»[151]. Причины появления догосударственных племен-княжений и Древнерусского государства у Н.А. Рожкова оказывались идентичными. Такая концепция резко отличалась от марксистского понимания проблемы возникновения государств.
Что касается территорий славянских княжеств и варяжского, то они, по мнению Н.А. Рожкова, были различны. Варяги подчинили себе ряд славянских племен. Центром их государства стал Киев[152]. Государственная территория включила в себя, таким образом, племенные территории и в пространственном отношении возобладала над ними. В то же время часть восточнославянских племен сохранила свою самостоятельность, а «зависимость их от киевского варяжского князя сводилась главным образом, если не исключительно, к уплате дани и участию в военном ополчении»[153]. Входили ли территории таких княжеств в состав территории Древнерусского государства или нет, Н.А. Рожков не разъяснял.