Работа в газете не является, с точки зрения Маркса, переходом из сферы философии в область чуждых ей интересов. Напротив, начиная «принимать участие в газетах», философия изменяется и сама, преобразуя вместе с тем характер печати, которая становится более содержательной, разумной, способной видеть пути и средства рационального переустройства общественной жизни. Такое изменение характера философии и печати соответствует закономерному развитию человеческого духа: оно реализует необходимость, о которой Маркс говорил еще в диссертации.
Итак, мир становится философским, а философия – мирской. Люди все более проникаются интересами разума, а философия, освобождаясь от спекулятивного пренебрежения к конкретной действительности, наполняется реальным, в первую очередь политическим, содержанием. Выход философии на широкую общественную арену служит показателем ее зрелости, а также того, что перед обществом стоят такие важные вопросы, от решения которых не могут устраниться даже противники философии. «Философия, – говорит Маркс, – вступает в мир при криках ее врагов; но и враги философии внутренне заражаются ею, и они выдают это своим диким воплем о помощи против пожара идей. Этот крик ее врагов имеет для философии такое же значение, какое имеет первый крик ребенка для тревожно прислушивающейся матери; это первый крик ее идей, которые, разорвавши установленную иероглифическую оболочку системы, появляются на свет как граждане мира» (1, 1; 106).
Католическая «Кёльнская газета» в одной из своих передовиц обвинила «Рейнскую газету» в том, что она вопреки традиции обсуждает на своих страницах не одни лишь события дня, но и важнейшие вопросы философии и религии, которым-де не место в газете. Маркс в ответной статье «Передовица в № 179 „Kolnische Zeitung“» разоблачает действительный смысл этих обвинений – осуждение философии, борющейся против религии, которая рассматривается как основа государства. Следовательно, «Кёльнская газета» не просто противница обсуждения в газетных статьях философских и религиозных вопросов. Она стремится «вести борьбу с философскими идеями и распространять религиозные» (1, 1; 95). И хотя эта газета разглагольствует о философии вообще, призывая цензуру пресекать философские рассуждения, она выступает против младогегельянской философии. Поэтому-то газета и выражает сожаление, что «
Маркс разъясняет, что выход философии на газетные страницы – явление не случайное. Не случайно и то, что обсуждение религиозных вопросов занимает все больше места в газетах. «Если религия становится политическим фактором, предметом политики, то, по-видимому, излишне даже говорить о том, что газеты не только могут но и должны обсуждать политические вопросы. Само собой очевидно, что мирская мудрость, философия, имеет больше права интересоваться царством мира сего, государством, чем потусторонняя мудрость, религия» (1, 1; 108).