Формирование философии марксизма

Идеализм составляет теоретический источник иллюзорного представления философов о смысле и значении самой философии. Философия, говорят Маркс и Энгельс, «именно потому, что она была только трансцендентным, абстрактным выражением существующего положения вещей, вследствие этой своей трансцендентности и абстрактности, вследствие своего мнимого отличия от мира, должна была вообразить, что она оставила глубоко под собой существующее положение вещей и действительных людей. С другой стороны, так как философия в действительности не отличалась от мира, то она и не могла произнести над ним никакого действительного приговора, не могла приложить к нему никакой реальной силы различения, не могла, значит, практически вмешаться в ход вещей, и в лучшем случае ей приходилось довольствоваться практикой in abstracto» (1, 2; 43). Таким образом, отвергая идеалистическое представление о независимости философии от общественной жизни, Маркс и Энгельс обосновывают свое отрицание философии (в старом смысле слова), т.е. отрицание извне противопоставляемого действительности как якобы независимого от нее разума. Эта точка зрения формулируется как отрицание философии вообще, т.е. признание необходимости перехода к нефилософской теории. По существу же речь идет о необходимости философии нового типа.

С точки зрения младогегельянцев, активная роль философии имеет своей необходимой предпосылкой пассивность массы. «Критическая критика, для которой все человечество сливается в одну неодухотворенную массу, – пишут авторы „Святого семейства“, – дает нам самое разительное свидетельство того, какими бесконечно маленькими представляются спекулятивному мышлению действительные люди» (1, 2; 43). Маркс и Энгельс, напротив, считают, что отправным пунктом для понимания активной роли философии является не абстрактное самосознание, т.е. спекулятивная абстракция реального человеческого сознания, оторванная от определяющей его содержание и форму материальной основы, а «действительные люди». Но и этого недостаточно: не люди вообще, а пролетариат, его освободительное движение ведет к коренному изменению всей общественной жизни, в том числе и самой философии. Мнимому величию спекулятивной «критической критики» Маркс и Энгельс противопоставляют действительное величие борьбы рабочего класса против всякого гнета и порабощения человека человеком. С этих позиций они определяют место философии в обществе, перспективы ее развития и задачи в борьбе за социальное освобождение угнетенных и эксплуатируемых. Здесь, как и везде в «Святом семействе», критика младогегельянства перерастает в критику его первоисточника – гегелевской философии и далее (поскольку философия Гегеля – наиболее законченное выражение идеалистического мировоззрения) в разоблачение идеализма вообще. Маркс и Энгельс, правда, говорят главным образом об идеализме рационалистического толка, но это не умаляет значения их критического разбора для борьбы против иных разновидностей идеализма, поскольку всякий идеализм предполагает спекулятивную мистификацию объективной действительности и ее отражения в сознании.

Вскрывая гносеологические корни идеализма, Маркс и Энгельс показывают, что он, выделяя общее из многообразия единичных вещей, рассматривает затем общее как источник и первопричину чувственно воспринимаемых предметов. Это все равно как если бы понятие «плод», выведенное из реальных, определенных плодов, объявить истинной сущностью или субстанцией груш, яблок и т.п. Со спекулятивно-идеалистической точки зрения чувственно воспринимаемые различия между яблоками и грушами несущественны. Однако не так обстоит дело в действительной жизни. Если бы, например, минералог вместо изучения реальных качественных различий между минералами ограничивался лишь констатацией, что все они – модификации «минерала вообще», то он «был бы минералогом лишь в собственном воображении» (1, 2; 63). Да и само отнесение единичного к общему, включение его в определенный класс предметов предполагает изучение единичных вещей, их отношения друг к другу и т.п. Между тем идеалистическая философия, подобно теологии, видит в вещах лишь воплощение чего-то иного, отличного от вещей. Так, «в данном случае для нее каждый отдельный плод есть особое воплощение субстанции, абсолютного плода. Главный интерес спекулятивного философа заключается, таким образом, в том, чтобы произвести существование действительных, обыденных плодов и с таинственным видом затем сказать, что существуют яблоки, груши, миндаль и изюм. Но те яблоки, груши, миндаль и изюм, которые мы вновь обретаем в спекулятивном мире, суть уже всего лишь иллюзорные яблоки, груши, миндаль и изюм, ибо они представляют собой моменты жизни „плода вообще“, этой абстрактной сущности, созданной рассудком, а потому и сами суть абстрактные создания рассудка» (там же, 64 – 65).