Форменное безобразие. Трилогия

— Неплохая идея, — кивнул он. — Кто хочет стать Мальчишом Плохишом? Нет, Гарик, — отрезал шеф, уловив на лице моего напарника мимическую активность, выражавшую готовность к действию, — тебе бы прекрасно подошла эта роль, в принципе. Но мне нужен результат, а единственное к кому ты можешь втираться в доверие это к молоденьким секретаршам и проституткам, так что сразу «нет». Дима, Оля, Изольда, вас этот товарищ видел. Маша? — шеф пытливо посмотрел на меня.

— Что? — я прикинулась шлангом. Так, на всякий случай.

— Мне кажется, ты прекрасно подойдешь для этой роли, — шеф ласково улыбнулся. Мне его улыбка совсем не понравилась.

— Муа? Лев Борисыч, как вы могли подумать? Какой из меня засланец, я не умею держать язык за зубами, и потом, я…

— Прекратим нашу дискуссию, — отрезал Лев Борисович. — Если я считаю, что у тебя получится, значит получится. Разговор окончен.

Прекрасно! Чудесно! Божественно!

— Ладно, — я вздохнула, — покажите мне этого красавца, чтобы я хоть имела представление к кому надо втираться в доверие.

— Пошли, — Дима поднялся со своего места, — красавец там тот еще.

Через пару кабинетов от комнаты, где мы устроили совещание, была дверь с небольшим окошком в серединке.

Я заглянула внутрь. И совершенно не удивилась. Потому как человек внутри выглядел именно так, как в представлении большинства людей должен выглядеть тот, кто может читать древнеегипетские иероглифы. Невысокий мужчина неопределенного возраста, скорее молодой, в очках, ну, и разумеется с жиденькими черными усиками, куда ж без них.

— Отлично, — я отпрянула от двери, — что-то я сильно сомневаюсь, что тут сработает хоть чье-то обаяние. Скорее наоборот, разве только Изольда…

— Что ты, Маш, — меня перебил Дима, — с Изольдой все было еще хуже. Видела бы ты, как он на нее шипел.

— Отлично, — повторила я. — то есть Изольда не смогла уговорить этого типа, а я, стало быть, смогу?

Дима пожал плечами.

— Если шеф сказал, что у тебя получится, значит, получится, — его вера в начальство была непоколебима. Я вздохнула с завистью. И вернулась в кабинет, в котором сидело другое мое непосредственное начальство, закинув ноги на стол и кокетничая с всеми особами женского пола одновременно. Как человеку удавалось — ума не приложу.

— Как тебе? — Лев Борисович посмотрел на меня сквозь очки.

— Тот еще типчик. Насколько я понимаю, женским обаянием его не возьмешь, — я задумалась.

— То есть брать ты его собираешься грубой мужской силой, — Долинский заработал увесистый пинок и заткнулся.

— Надо выглядеть соответствующе. Гарик, сними-ка свой свитер, а? И, — я тяжело вздохнув, посмотрела на своего шефа. — Лев Борисович, у вас можно одолжить очки?

— Машенька, тебе не кажется, что очки, плюс четыре, в роговой оправе несколько не подходят молодой и близорукой особе? — поинтересовался шеф.

— Искусство требует жертв, — я гордо сграбастала протянутые мне вещи и исчезла в соседнем помещении, где висело зеркало.

— Тадам! — Спустя несколько минут, я предстала перед всеми и по реакции окружающих поняла, что во мне умерла великая актриса: увидев меня Изольда нахмурилась, Лев Борисович начал протирать линзы на отсутствующих очках, а Долинский заржал так, что свалился со стула.

Что и говорить, зрелище было не для слабонервных. Свитер Гарика, частично заправленный в мои джинсы; кудри, преобразившиеся в копну волос; довершало все это жалкое зрелище, громоздкие очки, сквозь которые я тщетно пыталась что-то увидеть, поверх переносицы.

— Димон, а теперь будь другом, втолкни меня, пожалуйста, к этому чуваку, да погрубее, желательно с матом, — попросила я.

— Маш, ты что? — Димка уставился на меня с ужасом, — я в жизни на девушку руку не поднимал, во-вторых, какой мат?

— Бля, — сказала я про себя. Кто бы мог подумать, что двухметровый гигант с косой саженью в плечах, окажется настолько безобидным. Однако в проблему это не превратилось, ибо счастливая физиономия Долинского мгновенно оказалась примерно в метре от меня.

— Ты куда это подорвался? — подозрительно спросила я его, намереваясь уломать Димку, сделать доброе дело ради доброго дела.

— Я не позволю, взваливать самую тяжелую работу, на коллегу. Пойдем, — Гарик взял меня под руку, — я тебя ласково впихну, и ласково обматерю.

— Мужик не баба, мужик сказал, мужик сделал, — подумалось мне, в тот момент, когда Гарик продемонстрировал мне свои таланты в сфере грубой мужской силы и отборного мата, да так, что я впечаталась в стену, влетев в небольшую комнату со злополучным книгочеем.

Мне, прямо сказать, были не рады. Мужичонка посмотрел на меня сквозь свои диоптрии в -8 сморщил нос, поправил очки, и отвернулся, демонстрируя всем своим видом, что моя личность его категорически не интересует. Несмотря на показное равнодушие, что-то мне подсказывало, что товарищу наскучило сидеть в одиночестве, и ежели уж ради покорения двух прекрасных дульсиней из средних специальных образовательных учреждений, он пошел на подвиг, то к женскому полу, скорее всего, неравнодушен. Во всяком случае, тщеславие этому образчику, явно было не чуждо.