Она улыбалась, потому что эта шутка казалась девушке смешной. Но, заметив, что эльф ей не ответил, та немного смутилась. Слеза на ее лице сейчас выглядела так иронично, что Шартан не мог повернуться к ней, чтобы заглянуть девушке в глаза. Отвратительные картины так и лезли в голову. Что такого творили с ней прежде, чем оставить здесь? Что заставило юную особу не замечать жестокости или же смеяться над ней, словно над веселой детской забавой?
– Эта рабыня – она тебе, что, дорога? – спросила девушка, понизив голос. – Я знаю, что среди рабов такое не приветствуется, если они оба спят с господином, ну, или, хотя бы один из них…
– Нет, мы не спим с… С господином. Она – моя сестра.
– О, как мило, – только и ответила девушка. – Ну ты загляни к нам, если вдруг захочешь… Поболтать.
Она снова прикрыла улыбку рукой, стесняясь выбитого зуба. Шартан ничего не ответил, только закрыл за собою дверь, смерив охранников презрительным взглядом. Они такие крупные, они могли бы защитить всех этих сирот, детей, молодых и потерянных девушек. Но вместо этого весь народ служит системе, пляшет под ее лютню, опасаясь скорой расправы за неповиновение. И сильные используют силу во вред, умные – ум. Все идет не по тому руслу.
Его мутило. Шартан не хотел больше ходить по борделям, он снова опрашивал людей на рыночной площади. Разрисованные лица обращались к нему, глаза смотрели на юношу с недоверием. Сбежать от эвануриса? Такое происходит только раз в десять лет, и о подобном говорят еще долго. Беззубая карга, сжимавшая в руках огромный тюк эльфийского корня, рассказала Шартану о том, что во времена ее молодости один раб все-таки сбежал то ли от Эльгарнана, то ли от его красивой жены. А потом его нашли мертвым, валялся в канаве с перерезанным горлом. Это ли лучше жизни под теплой крышей хозяина?
Девушка с золотыми волосами как раз расплачивалась с продавцом за изысканный наговый паштет с глубинными грибами. Она отсчитала пару монет, а остальное свое золото сунула в мешочек на поясе, прижав его к себе. Вопрос Шартана еле-еле коснулся ее слуха, но девушка повела ухом, услышав обрывок фразы. Темно-золотая стрела на ее лице горела огнем: солнце сегодня жгло.
– Смуглая? – спросила девушка, подходя к нему. – Со шрамом на ключице?
– Да, да… Вы видели ее?
– Ага, – коротко бросила эльфийка. – Моя хозяйка подарила похожую господину Фен’Харелу. Правда она была совсем дикой. В прямом смысле, правда, только-только из леса выловили. Может, ты что-то перепутал?
========== 7. Did that full moon force my hand? ==========
Эллана плакала. Случалось это редко, только в самые грустные минуты жизни, только в компании ласковой тишины и гордого одиночества. Она не сидела в своей спальне, под покровительством волка, смотревшего на нее с потолка. Эльфийка остановилась на ступенях, ведущих вверх, к одной из башен. Песчаник, из которого выложены стены, крошился, но не слишком. Пыль усеивала ступеньки, и служанка каждую неделю выметала отсюда всю грязь.
Дикарка закрывала глаза ладонями, хлюпала носом. Лишь бы только забыть, лишь бы когда-нибудь забыть пережитое… Перед глазами то и дело всплывали обрывки воспоминаний о болезненной, об унизительной процедуре. Вот она – Митал в своем одеянии, окантованном черными перьями ворона, вот она – с горящей огнем тиарой на голове. Тянет к ней руки, пальцами сжимая железную палочку, которую та изредка макала в красновато-белую жижу.
Фен’Харел пожертвовал пару капель своей крови для чернил, эльфы-рабы достали из закромов белую краску, которую он выбрал сам. На смуглом лице белые чернила будут смотреться выигрышно, и маг попросил «подругу» сделать их как можно менее заметными, бледными тенями. Митал кивнула, смотря ему прямо в глаза. Она понимающе улыбнулась, ладонью проведя по щеке мага. Эллану же в это время держали два коренастых эльфа, Зенитар пытался успокоить рабыню, но не мог.
Пока женщина рисовала на ее щеках аккуратные ветви деревьев, девушка только сжимала зубы, надеясь, что ей хватит выдержки. Но на последних мазках гордость подвела ее, сломалась под тяжестью боли. С губ сорвался громкий крик, затем второй и третий. Никто не удивился этому, не осудил эльфийку, наоборот… Митал вздохнула с облегчением, понимая, что эта девчонка – не из камня, не так тверда, какой кажется. С твердыми рабами тяжело, тем более Фен’Харелу, чья душа была мягче, чем у большинства господ.
Все кончилось, когда Эллана провалилась во тьму. Ее веки опустились на очи, закрыли их от дневного света. Очнулась она только в своей кровати, поздним вечером, когда рабы уже перенесли ее сюда, чтобы дать время для передышки. Первым делом девушка выбежала из комнаты, заглянула в зеркало, висевшее недалеко от входа в столовую для прислуги. Оно начищено до блеска, переливается в скудном свете свечей, стоявших за спиной Элланы.