Смоллворт принялся рассказывать, сетуя, что возвращение Притчера без грибов, которые его послали собрать, и его россказни о мертвом мужчине в лесу — это совсем не то, что человек с такой репутацией, как у мистера Смоллворта, хотел бы иметь в тот или какой-либо иной день. Но, по словам хозяина таверны, он знал свой долг и именно поэтому отправился прямо к мистеру Беджеру, а потом сопровождал судью в лес и помогал увезти оттуда тело. Он понятия не имеет, ни кто тот мужчина, ни почему он нашел свой конец именно там и именно таким образом.
— И если все позволят, то у меня есть дела, которыми я должен заниматься, — заявил в заключение Смоллворт.
— Всему свое время, мистер Смоллворт, — сказал Беджер, когда владелец таверны закончил. — Следующим мы выслушаем доктора Калпеппера.
Показания медика были более пространными и более подробными. Слушатели ловили каждое его слово, когда он описывал разрез на горле неизвестного мужчины, практически приведший к тому, что вся кровь вытекла из него.
— …таким образом, он был полностью обескровлен, то есть потерял всю кровь. Помимо этого, было еще несколько отметин, преимущественно на руках мужчины, и это дает основания предполагать, что он боролся за свою жизнь. Смерть, когда она наступила, была мгновенной, и у мужчины не было никакой возможности закричать, потому что ему перерезали дыхательное горло.
Клио, сидевшая рядом с Уиллом, ласково коснулась его руки. Он сжал ей пальцы, но продолжал смотреть прямо перед собой.
— Есть здесь кто-нибудь еще, кто хотел бы дать показания? — спросил Беджер, дав слушателям некоторое время, чтобы осмыслить услышанное, после того как Калпеппер все обстоятельно изложил.
Повернув голову, Уилл бросил взгляд в направлении Мокомбера, Девере и остальных, но никто больше не стал ничего говорить.
Беджер кивнул. Он и Калпеппер, склонив друг к другу головы, несколько минут совещались, а затем судья выпрямился и обратился к собравшимся:
— Я думаю, всем ясно, что мы здесь имеем дело с «Насильственной смертью». Дело будет направлено соответствующим властям, и там будь что будет. Нам остается только похоронить беднягу — кстати, это произойдет сразу же после этого собрания, — помолиться за него, если у вас есть такое желание, и положить конец всему этому делу.
Закончив свою речь этим в высшей Степени здравым советом, Беджер ударил своим молотком по деревянному столу, закрывая собрание, и слушатели стали расходиться с весьма удовлетворенным видом.
— О Боже, они идут, — неожиданно проворчала леди Констанс, вместе с Уиллом и Клио стоявшая перед церковью в ожидании, когда им подадут экипаж, и немедленно постаралась придать себе вид старой женщины, которая неважно себя чувствует.
Клио не нужно было спрашивать, о ком говорит ее хозяйка, — Мокомбер вместе со своей свитой надвигался на них с явным намерением затеять разговор. Вся компания была так же разодета, как и накануне, и все без исключения притворно улыбались.
— Как забавно, когда низший чин пытается подражать своему начальству, не правда ли? — помахивая тростью, усмехнулся лорд Мокомбер. Он адресовал свое замечание всем, но смотрел только на Клио. — Скажите, ваше высочество, а как такое дело решалось бы в Акоре? Неужели им занимался бы какой-нибудь деревенщина? — Его интонация не оставляла сомнения, какого ответа он ожидает, и Клио доставило удовольствие вывести его из заблуждения.
— Весьма вероятно, — ответила она со всей возможной любезностью, на какую была способна, хотя, нужно сказать, это далось ей не легко. Она и прежде встречалась с людьми, подобными Мокомберу — высокомерными, самодовольными, безнравственными, — но всегда заново поражалась тому, до чего неприятны такие люди. — Почти половину жителей Акоры составляет сельское население, к нему относятся и мои дедушка с бабушкой. «Деревенщина» — кажется, вы так их назвали — выполняет разные обязанности: занимается сельским хозяйством, разводит скот, служит в армии, помогает управлять страной, и это далеко не все.
— Неужели? — Леди Барбара имела склонность к подчеркнуто протяжному произношению, популярному среди определенной части аристократии. — Чрезвычайно экзотично! Несколько недель назад я имела честь познакомиться с вашими родителями. Ваш отец — ванакс, так его именуют? — производит сильное впечатление, он, несомненно, рожден, чтобы править. Я бы сказала, народ просто это понял и отдал ему власть.
Клио чуть не прикусила язык, представив, что ответил бы ее отец на такое откровенно беспардонное замечание. Он был добрейшим и терпеливейшим из людей, по крайней мере в том, что касалось Клио и ее матери, и лишь в крайне редких случаях его речь могла быть неприкрыто грубой.
— Мой отец не правит, — объяснила Клио, когда почувствовала, что может доверять себе. — Ванакс служит Акоре и ее народу.