Фонтан

— О, — говорит Талия, стряхивая чары. — Это про того парня, Мэтью Люка, который написал то стихотворение. Учителя обвинили его в плагиате и выгнали из школы, но не смогли найти в интернете подтверждений этому обвинению. Я не слишком внимательно его прочла.

— Он школьник?

— Причем из отстающих. Не поймите меня неправильно, орфография у парнишки хромала, но содержание и рифмы звучали убедительно. Стихотворение отправили по факсу в университет, на факультет английского языка, чтобы узнать мнение преподавателей.

— А те их обсмеяли, не так ли?

— Да. Свалили все на воду.

— В частном порядке, разумеется, — говорит Дакворт, постукивая себя по подбородку. Что-то от него ускользает.

— Они заявили, что стихотворение слишком сложное в эмоциональном плане, чтобы его мог написать такой…

— О фонтане мало кто знает.

— Пока.

— Преподаватели английского. Что они там преподают, — рассеянно замечает Дакворт, мысленно пытаясь отыскать источник умственного зуда. — Погодите-ка. Это же словесное творчество.

— Вас она не интересует, не так ли? Как вид искусства.

«Да!» — кричит про себя Дакворт. Пьеса. «Пьеса»! Однако вслух он произносит:

— Нет, нет, я критик, знаток. Словесное творчество — это просто инструмент. Для пропагандиста искусства.

Как-то, прочитав о кинокритике, который стал голливудским сценаристом и режиссером, Дакворт не спал целый месяц: клевал носом, листая словарь синонимов в поисках идеальных слов, которыми можно было бы расцветить его жалкую, на троечку с минусом, рецензию на рекламу с говорящим младенцем, продающим сэндвичи, для которых он еще слишком мал. Ту, которую его бывшая прислуга считала забавной.

— Разумеется. — Талия кивает. — Так вы станете моим наставником?

«Словесное творчество», — думает Дакворт. Но произносит это вслух. Отчетливо. Критик прищелкивает языком, отмахиваясь от мнимой оплошности.

— Итак, Талия, — говорит он. — Ваше чудесное имя означает «посланница богов»[37].

— Вы мудрый человек. Мне бы хотелось угостить вас пивом.

Глазау Дакворта сужаются. Он окидывает взглядом ее волосы. Футболку.

— Вы были в МСИ. Когда я сидел на лестнице. Мы обменялись парой слов. Вы были довольно грубы. Я сказал, что Дюшан в одиночку разорвал связь между искусством и качеством, а вы, как и большинство ваших сверстников, всюду выискиваете фальшь.

Дакворт откидывается на спинку стула. И сидит, пожирая глазами бариста. Но про себя думает: «Словесное творчество, чтоб вас».

— Я прошу у вас прощения, мистер Дакворт.

— Хм.

Дакворт отворачивается и смотрит на мамашу с дочкой, которые перед этим подробно изучали буклеты «Космического лагеря» и «Лагеря Хула».

У девочки на одежде наклейка с именем «Маккензи».

— Не знаю, какой выбрать, — говорит она. — Какой, мам? A-а? Ну какой?

Мамаша закатывает глаза. Зевает.

Дакворт наклоняется к ним.

— Выбери «Космический лагерь», Маккензи. На этой земле ничего стоящего нет.

Мамаша цокает языком. А девочка задумчиво кивает.

— Ах, — произносит Талия. — С тех пор я стала просветленной. Пожалуйста, будьте моим наставником.

— Хм.

Этого недостаточно.

— Теперь я вижу связь между искусством и заслугами критической мысли. И понимаю, что, несмотря на воду из фонтана, она не должна быть разорвана. — Ее глаза увлажняются. — Простите, что отняла у вас время. — Она отодвигает свой стул. Но не выдерживает. — Надеюсь, я не помешала какому-то важному делу.

— Нет, нет, — говорит Дакворт в свою чашку. — Просто я заканчиваю манифест.

— Я отличный корректор.

— Хм.

— Я бы с удовольствием его прочла.

— Когда-нибудь его прочтет весь мир. — Дакворт протягивает Талии носовой платок, чтобы она вытерла глаза. Меняет позу. Чуть расслабляется. И спрашивает: — Что вы изучаете, кроме газет?

— Искусство, поведение человека, — отвечает Талия, сморкаясь. — Я студентка.

Дакворт смотрит на нее. У нее вокруг глаз маленькие гусиные лапки.

— Аспирантка, — добавляет она.

Дакворт смотрит на нее. Она очень открыта.

Под его взглядом Талия опускает глаза. Задумывается.

— Извинения приняты, — говорит Дакворт, наконец отводя взгляд.

Она улыбается и говорит, не поднимая головы:

— Вернемся к газетной вырезке. Похоже, город собирается выделить место для постоянного экспонирования кресла Кувалды Уокер. Чтобы обелить ее и все такое. Что вы об этом думаете?

«Она умерла, и я не смог бы как следует ее пропагандировать».

Но вслух Дакворт замечает:

— Я считаю — достойная дань уважения этому Уокеру…

— Этой Уокер.

— То есть этой Уокер. Ее творение обогатит мир. Всегда есть место для… — Дакворт по капле наливает в горячий чай сливки, — истины и красоты.

От эмоций глаза Талии снова увлажняются. «Какая она эмоциональная», — думает Дакворт.

— Я согласна, но разве истина, если она порождена мистической водой, не является частью уравнения нейтрализации? Разве это не обман?

Очевидно, что Талия ждет ответа. Очевидно, что опыт наблюдения за тем, как из-за воздействия искусства был застрелен офицер Арчи Рино, нельзя обесценивать глупыми представлениями о причастности мистики. Очевидно.