Фома Гордеев

- Пускай нехорошо! - махнув рукой, сказал Фома. - Али я виноват в том, что правду только подслушать можно?

- Уйди, Фома! Пожалуйста! - просила Любовь, прижимаясь к брату.

- Вы, может быть, имеете что-нибудь сказать мне? -спокойно спросил Тарас.

- Я? -воскликнул Фома. -Что я могу сказать? Ничего не могу!.. Это вы вот вы всё можете...

- Значит, вам со мной не о чем разговаривать? - снова спросил Тарас.

- Нет!

- Это мне приятно...

Он повернулся боком к Фоме и спросил у Любови:

- Как ты думаешь -скоро вернется отец? Фома посмотрел на него и, чувствуя что-то похожее на уважение к этому человеку, осторожно пошел вон из дома. Ему не хотелось идти к себе, в огромный пустой дом, где каждый шаг его будил звучное эхо, и он пошел по улице, окутанной тоскливо-серыми сумерками поздней осени. Ему думалось о Тарасе Маякине.

"Твердый... В отца, только не так суетлив... Чай, тоже -выжига... А Любка -чуть ли не святым его считала -дуреха! Как он меня отчитывал! Судья.. Она -добрая ко мне!.."

Но все эти мысли не возбуждали в нем ни обиды против Тараса, ни симпатии к Любови.

Вот мимо него промчался рысак крестного. Фома видел маленькую фигурку Якова Маякина, но и она не возбудила в нем ничего. Фонарщик пробежал, обогнал его, подставил лестницу к фонарю и полез по ней. А она вдруг поехала под его тяжестью, и он, обняв фонарный столб, сердито и громко обругался. Какая-то девушка толкнула Фому узлом в бок и сказала:

- Ах, извините...

Он взглянул на нее и ничего не ответил. Потом с неба посыпалась изморозь, -маленькие, едва видные капельки сырости заволакивали огни фонарей и окна магазинов сероватой пылью. От этой пыли стало тяжело дышать...

"К Ежову, что ли, пойти ночевать? Выпить с ним..." - подумал Фома и пошел к Ежову, не имея желания ни видеть фельетониста, ни пить...

У Ежова на диване сидел лохматый человек в блузе, в серых штанах. Лицо у него было темное, точно копченое, глаза неподвижные и сердитые, над толстыми губами торчали щетинистые солдатские усы. Сидел он на диване с ногами, обняв их большущими ручищами и положив на колени подбородок. Ежов уселся боком в кресле, перекинув ноги через его ручку. Среди книг и бумаг на столе стояла бутылка водки, в комнате пахло соленой рыбой.

- Ты что бродишь? - спросил Ежов Фому и, кивнув на него головой, сказал человеку, сидевшему на диване: -Гордеев!

Тот взглянул на вошедшего и .резким, скрипящим голосом сказал:

- Краснощеков...

Фома сел в угол дивана, объявив Ежову:

- Я ночевать пришел...

- Ну, так что? Говори дальше, Василий...

Тот искоса взглянул на Фому и заскрипел:

- По-моему, вы напрасно наваливаетесь так на глупых-то людей - Мазаньелло дурак был, но то, что надо, исполнил в лучшем виде. И какой-нибудь Винкельрид - тоже дурак, наверно... однако кабы он не воткнул в себя имперских пик, швейцарцев-то вздули бы. Мало ли таких дураков! Однако -они герои... А умники-то -трусы... Где бы ему ударить изо всей силы по препятствию, он соображает: "А что отсюда выйдет? а как бы даром не пропасть?" И стоит перед делом, как кол... пока не околеет. Дурак -он храбрый! Прямо лбом в стену хрясь! Разобьет башку - ну что ж? Телячьи головы недороги... А коли он трещину в стене сделает, - умники ее в ворота расковыряют, пройдут и - честь себе припишут!.. Нет, Николай Матвеич, храбрость дело хорошее и без ума...

- Василий, ты говоришь глупости! - сказал Ежов, протягивая к нему руку.

- А, конечно! - согласился Василий. - Где мне лаптем щи хлебать... А все-таки я не слепой... И вот вижу: ума много, а толку нет.

- Подожди! -сказал Ежов.

- Не могу! У меня сегодня дежурство... Я и то, чай, опоздал... Я завтра зайду, - можно?

- Валяй! Я тебя распатроню!

- Такое ваше дело...

Василий медленно расправился, встал с дивана, взял большой, черной лапой желтую, сухонькую ручку Ежова и тиснул ее.

- Прощайте!

Затем кивнул головой Фоме и боком полез в дверь.

- Видал? -спросил Ежов у Фомы, указывая рукой на дверь, за которой еще раздавались тяжелые шаги.

- Что за человек?

- Помощник машиниста, Васька Краснощеков... Вот возьми с него пример: пятнадцати лет начал грамоте учиться, а в двадцать восемь прочитал чёрт его знает сколько хороших книг да два языка изучил в совершенстве... За границу едет...

- Зачем? - спросил Фома.

- Учиться, посмотреть, как там люди живут... А ты вот - киснешь...

- Насчет дураков дельно он говорил! - задумчиво сказал Фома.

- Не знаю, ибо я -не дурак...

- Дельно! Тупому человеку надо сразу действовать... Навалился, опрокинул...

- Пошла писать губерния! - воскликнул Ежов. - Ты мне лучше вот что скажи: правда, что к Маякину сын воротился?

- Правда... А что?

- Ничего!

- По роже твоей видать, есть что-то...

- Знаем мы этого сына -слышали о нем... На отца похож?

- Круглее... серьезности больше... такой холодный!

- Ну, ты, брат, смотри теперь в оба! А то они тебя огложут... Этот Тарас тестя своего в Екатеринбурге так ловко обтяпал...

- Пусть и меня обтяпает, коли хочет. Я ему за это, кроме спасиба, ни слова не скажу...