Флоузы

В достоверности всего сказанного можно было не сомневаться. Выражение лица мисс Голдринг говорило об этом безо всяких слов. Но у мистера Фескью был заготовлен и смертельный удар.

— И наконец, верно ли, что вы держите собаку чау-чау, по кличке Блоггс, с единственной целью не допустить того, чтобы в ваш дом кто-нибудь мог зайти без вашего разрешения или в ваше отсутствие?

Необходимости в ответе опять-таки не было. Все факты, сообщенные Фескью, соответствовали действительности: адвокат узнал обо всем этом от Локхарта, а тот, в свою очередь, — от Джессики.

— Так что, — продолжал Фескью, — без вашего разрешения мистер Флоуз не смог бы заявить под присягой, что, когда вы пригласили его к себе в дом, вы сделали это исключительно по собственной воле и с намерением соблазнить его, а не сумев добиться этой цели, вы, преднамеренно и заранее обдумав свои преступные намерения, попытались разрушить его брак, репутацию и лишить его средств к существованию, изобразив его в вашем романе как вора, извращенца и убийцу. Так все это или не так?

— Нет, — закричала мисс Голдринг, — не так! Я никогда не приглашала его к себе. Я никогда… — Она запнулась, и это означало катастрофу. У нее в постели побывало немало молодых людей, но…

— У меня больше нет вопросов к свидетельнице, — сказал мистер Фескью и сел.

В своем заключительном слове судья Пламмери подтвердил свою репутацию человека резкого и беспристрастного. Представленные в суде доказательства и поведение мисс Голдринг как на скамье свидетелей, так и вне ее не оставили у судьи сомнений в том, что она лжет, что она проститутка и в обычном, и в литературном смыслах этого слова и что она преднамеренно и из преступных побуждений сделала все то, о чем говорил адвокат Фескью. Присяжные заседали всего пару минут и постановили считать факт клеветы доказанным. На основании их решения судья посчитал обоснованной оценку истцом масштабов нанесенного ему личного и финансового ущерба. С учетом инфляции, которая в настоящее время находится и в будущем будет находиться на уровне восемнадцати процентов, размеры компенсации в пользу истца должны составить порядка одного миллиона фунтов стерлингов. Сверх того, продолжал судья, он направляет материалы по данному делу генеральному прокурору в надежде, что ответчице будет предъявлено обвинение в лжесвидетельстве. Мисс Женевьева Голдринг упала в обморок. Мистер Шортстэд не помог ей подняться.

Вечером того дня, когда судья огласил свое решение, в конторе «Гиблинг и Гиблинг» был праздник.

— Миллион фунтов плюс судебные издержки! Целый миллион! Самая большая компенсация, которая когда-либо присуждалась по делам о клевете. И с судебными издержками! Боже правый, пусть бы они еще обжаловали это решение! Только бы они его обжаловали! — радовался Гиблинг-старший.

Но мисс Голдринг не собиралась ничего обжаловать. Компания, страховавшая коммерческие операции Шортстэда, связалась с ним немедленно после объявления решения суда и предупредила, что намерена предъявить ему и мисс Голдринг встречный иск на всю сумму, какую им придется выложить, до последнего пенни.

Локхарт и Джессика, сидя дома на Сэндикот-Кресчент, ни на секунду не усомнились в своей правоте.

— Какая мерзкая баба! — сказала Джессика. — И подумать только, что когда-то я любила ее книжки. А в них, оказывается, одна ложь.

Локхарт кивнул, соглашаясь.

— Теперь мы можем начать продавать дома, — сказал он. — После всего этого скандала мы не можем оставаться жить в этом районе.

На следующий день вдоль домов по Сэндикот-Кресчент стали ставить щиты со словами: «Продается», а Локхарт, почувствовав себя в финансовой безопасности, решил вскрыть те письма, что отдала ему мисс Дейнтри.

Глава шестнадцатая