Флотоводец

Если не вырвать корней и не сменить почву, на которой так быстро растут «культы», то нет гарантий от повторения пройденного. В чем корень зла? Мне кажется, в отсутствии твердых законов, конституционных положений и контроля за их выполнением. Огромная власть в одних руках — такое не должно быть свойственно нашему государству.

Слова и писанина приобретают больше веса, когда они употребляются редко, но метко.

Высокий руководитель должен не считаться со своими собственными интересами и опасностью быть снятым с поста, если дело касается принципиальных вопросов.

Сотни раз сказанная ложь многим представляется правдой.

В.Н. Кузнецова. Я готова была для него на все [49]

Когда я задумываюсь о прошлом, размышляю о событиях, людях, их поступках и многом другом, что осталось позади, то каждый раз прихожу к мысли, что, несмотря ни на что, мне незачем сетовать на жизнь — она у меня удалась, судьба была ко мне благосклонна. А ведь пережито много мучительного из-за происходившего с Николаем Герасимовичем. В памяти же остается больше светлого и хорошего. Трудное и тяжелое как бы обволакивается дымкой и постепенно тает. И только где-то глубоко-глубоко в душе не проходит чувство боли и обиды за Николая Герасимовича.

Каждую прожитую вместе минуту я вспоминаю с благодарностью. Я была счастлива. Мне казалось, что я сумела создать наш дом и быть в нем хозяйкой, куда он стремился со всеми своими радостями и печалями, чтобы набраться сил, отогреться душой, побыть с семьей, окружавшей его добротой и любовью.

Его обожали и старшие — родители, и дети — сыновья, многому научившиеся у него, как и он, полюбившие море и морское дело. Все они прошли школу Ленинградского нахимовского училища, двое — Высшего военно-инженерного. И хотя морское дело не стало у всех профессией, оно всегда сопутствовало им в жизни.

Рядом с Николаем Герасимовичем мне посчастливилось быть 36 лет, до последней минуты, когда он, слабея и уходя в вечность, тихо прошептал: «Почитай». Его не стало, и я осиротела. С того самого дня — 6 декабря 1974 г. — я все вспоминаю и вспоминаю…

В годы юности меня окружали прекрасные люди. Мои друзья-товарищи моего крестного дяди Миши, сына моей двоюродной бабушки, которого я почему-то называла братом, — уже были студентами Архитектурного института, когда я начинала работать чертежником-конструктором (и одновременно училась) в проектно-конструкторском отделе МГЭС, маленькой электростанции, построенной, кажется, голландцами, где мастером работал мой отец. Готовилась к поступлению в институт. О сотрудниках проектного отдела осталось в памяти только хорошее. Большинство из них были люди высокой культуры и классные специалисты. Пятилетнее общение с ними для меня не прошло даром. Походы в Большой и Художественный театры, на литературные вечера, игра в теннис заполняли наше свободное время. Молодежь жила тогда событиями страны. Гремела слава первых героев, пролагавших новые воздушные трассы, совершавших беспримерные перелеты, — Чкалова, Громова, Коккинаки. А события в Испании? Они волновали каждого. В нашем отделе висела карта Испании, и мы каждое утро передвигали по ней флажки, обсуждая услышанное накануне.

Как ни хорошо мне было в МГЭС но, когда проект турбины закончился в конце 1937 г., я уволилась, ничего не сказав родителям. Подобной работы долго не могла найти. Наконец, по совету знакомой позвонила по телефону. Ответили: есть место чертежницы, пригласили зайти.

На доме, который я нашла по указанному адресу, не было вывески. Он стоял в Антипьевском переулке. Пять лет по утрам, торопясь в свой МГЭС, я проходила мимо этого дома несуразной архитектуры — вытянутого прямоугольного здания, оканчивавшегося башней с нарисованным на ней танком. Я видела, как в подъезд быстрым потоком входили военные — летчики в армейской форме и гражданские люди. Встретивший меня человек в синем кителе просмотрел документы и дал анкету для заполнения.

Меня приняли в ГМШ в 1-й отдел. Происшедшее изменило всю мою жизнь. Место работы на прежнее не походило. Проектно-конструкторского бюро здесь не было. Ходила расстроенной, особенно в первые месяцы, так как работа была совсем иной — без знакомых мне турбин и котлов. Теперь приходилось иметь дело все больше со схемами, таблицами, картами, которых было бесконечно много. И постоянно: «срочно», «срочно» и «срочно».

Люди в синих кителях все казались мне на одно лицо. Нашивки — их звания — я не понимала. Между собой они называли друг друга начальниками, обращались по званию, и не чувствовалось той заботы, к которой я привыкла в гражданском коллективе, атмосферы дружбы, внимания и просто человеческой теплоты.