Флот и война. Балтийский флот в Первую мировую

На середине Рижского залива, на горизонте, вдруг были замечены два дыма, и так как, по нашим сведениям, в море из своих судов никого не должно было быть, то на всякий случай была пробита боевая тревога. Когда дымы приблизились, уже по контурам можно было определить, что это два миноносца 4-го дивизиона – «Мощный» и «Лихой», которые, как оказалось, были посланы обойти для разведки острова Даго и Эзель и теперь возвращались в Моонзунд. Обменявшись с ними опознавательными, мы пошли дальше и у Люзерорта опять увидели дымки, но, когда подошли ближе, разобрались, что это на берегу. Около 4 часов 30 минут дня заметили плавающую мину заграждения, по виду нашу колпаковую; командир приказал ее расстрелять, но как мы ни старались ее взорвать, стреляя из пулеметов и винтовок, она никак не хотела взрываться. Только через некоторое время мы обратили внимание, что она все больше и больше погружается в воду, и тогда ее оставили, предоставив ей тонуть.

Около 5 часов «Новик» уже выходил между заграждениями в открытое море. В 5 часов 38 минут мы повернули на S, взяв курс прямо к месту постановки, и дали 24 узла ходу.

К этому времени в море стало свежеть, но так как ветер зашел к SW, то постановка у банки Штольпе была вполне возможна, ибо при этом ветре там должно было быть тихо.

Около 11 часов ночи вахтенный начальник увидел прямо по курсу яркий белый огонь и сообщил об этом в кают-компанию. Мы все выскочили наверх и, действительно, увидели впереди какой-то огонь; тогда командир на всякий случай приказал пробить тревогу. Одно было странно: как ни ярко светил огонь и как ни быстро шел «Новик», мы все же к нему не приближались. Скоро, присмотревшись хорошенько к нему, мы, к нашему стыду, убедились, что это всего лишь Юпитер…

В 11 часов 15 минут опять на горизонте был замечен огонь слева, но уж на этот раз действительно огонь. В это время мы были близко от берега и того места, где должны были ставить мины. Поэтому огонь нас всех очень взволновал, так как, если это был неприятель, он мог бы нам помешать ставить мины. Что это был за огонь, никак не удавалось разобраться: одни предполагали, что это огонь парохода, другие – что дозорного крейсера, третьи – что береговой огонь. Несмотря на то что до берега было еще далеко, пожалуй, последнее предположение было самым правдоподобным: маяков здесь быть не могло, а огонь был ярким. Впрочем, особенно раздумывать не приходилось, и мы продолжали нестись к назначенному месту, благо со стороны огня никаких признаков враждебных действий не обнаруживалось.

В четверть первого ночи мы наконец подошли к назначенному месту, повернули на NW и дали 15 узлов.

Постановка протекала в очень тяжелых условиях, так как во время перехода нашу корму иногда сильно заливало, а благодаря этому рельсы и скаты совершенно обмерзли. Работать было очень трудно: люди мерзли, ноги скользили, и тех, кто стоял у скатов, пришлось даже привязывать. Все это сильно затрудняло работу, но бодрость и спокойствие команды позволили отлично выполнить задачу. Мы ставили мины отдельными банками, по 10 штук в каждой, с интервалами в одну милю между каждой группой. Такой способ постановки сильно растягивал время операции и долго держал весь личный состав в напряженном состоянии, так что в моральном отношении был очень неприятен. Неприятность еще усугублялась тем, что предательский огонь был все еще виден, и в темноте иногда казалось, что он движется и приближается к нам, и тогда появлялось большое стремление быстрее выбросить мины. Все же мы выдержали характер и точно выполнили задание.

После окончания постановки мы повернули на N и дали 24 узла. На обратном пути пришлось еще два раза видеть огни, но что это было такое, так и не выяснилось. Утром мы очень удачно открыли Бакшфен, дошли до берега и вошли в Рижский залив, откуда дали знать командующему флотом, что поручение исполнено. У Вормса стали на якорь и переночевали, а на следующее утро благополучно дошли до Ревеля.

С 12-го по 23 ноября «Новик» простоял в Ревеле. Во время этой стоянки были получены подробности о событиях на Черном море.

В то время, когда на всех наших фронтах уже шли оживленные боевые действия, Черноморский флот находился еще в самом неопределенном положении. Турция войны не объявляла; Россия тоже по каким-то политическим соображениям этого не делала.

С тех пор как в Константинополь прорвались «Гебен» и «Бреслау» и стало очевидным, что рано или поздно они явятся противниками нашего Черноморского флота, маневры и стрельбы стали производиться исключительно в преддверии борьбы с ними. Время шло, все нервничали, каждый день ожидая объявления войны, но ничего не было.

Высшее командование старалось использовать время с целью наладить береговую разведку, поставить заграждения, привести суда в боевую готовность, а также усилить работу Николаевских судостроительных заводов, чтобы они как можно скорее, хотя бы по облегченным условиям, сдали находившиеся в постройке нефтяные миноносцы.